— Нет, нет, дружок. Вы же устали, утомлены с дороги…
— Нисколько.
— Александр Иванович, — внушительно произносит Киврин. — Но ведь вы действительно утомлены! И вы действительно хотите отдохнуть.
И тут глаза у Саши начинают слипаться. Он согласно кивает головой, вяло бормочет: «Да, действительно, вы уж меня простите, Федор Симеонович…», кое-как добирается до неведомо откуда появившейся застеленной раскладушки, ложится, подкладывает ладонь под щеку и, блаженно улыбаясь, засыпает.
Федор Симеонович, оглаживая бороду, некоторое время ласково смотрит на него, потом достает из воздуха большое яблоко, кладет рядом с Сашей и исчезает.
Становится темно и тихо.
Сильный грохот. Саша открывает глаза и поднимает голову.
Комната полна утренним солнцем.
Дивана по-прежнему нет, а посередине комнаты сидит на корточках здоровенный детина лет двадцати пяти, в тренировочных брюках и пестрой гавайке навыпуск. Он сидит над волшебной палочкой, плавно помахивая над нею огромными костистыми лапами.
— В чем дело? — спрашивает Саша хриплым со сна голосом.
Детина мельком взглядывает на него и снова отворачивается. У него широкое курносое лицо, могучая челюсть, низкий лоб под волосами ежиком.
— Не слышу ответа! — зло говорит Саша, приподнимаясь.
— Тихо, ты, смертный, — откликается детина.
Он прекращает свои пассы, берет умклайдет и выпрямляется во весь рост. Рост у него — под лампочку. И весь он кряжистый, широкий, узловатый.
— Эй, друг, — говорит Саша. — А ну-ка положи эту штуку на место и очисти помещение!
Детина молча смотрит на него, выпячивая челюсть. Тогда Саша откидывает простыню и делает движение, чтобы вскочить. Раскладушка от толчка разваливается, и Саша опять оказывается на полу.
Детина гогочет.
— А ну, положи умклайдет! — рявкает Саша, поднимаясь.
— Что ты орешь, как больной слон? — осведомляется детина. — Твой он, что ли?
— А может, твой?
— Ну, мой!
Сашу осеняет.
— Ах ты, скотина! — говорит он. — Так это ты диван спер?
— Не суйся, братец, не в свои дела, — предлагает детина, запихивая умклайдет в задний карман брюк. — Целее будешь.
— А ну, верни диван! Мне отвечать за него, понял?
— А пошел ты к черту, — говорит детина, озираясь.
Саша, подскочив, хватает детину за гавайку. Детина сейчас же хватает Сашу за майку на груди. Видно, что оба не дураки подраться.
Но тут дверь распахивается и на пороге появляется грузный рослый мужчина в лоснящемся костюме. Лицо у него надутое, бульдожье, движения властные, хозяйские, уверенные, под мышкой — папка на «молнии».
— Корнеев! — говорит он прямо с порога. — Где диван?