Москва на перекрестках судеб. Путеводитель от знаменитостей, которые были провинциалами (Шляхов) - страница 46

В любом произведении он всегда находил что-то новое, неожиданное для слушателя. В музыке он находил обновление и это новое нес слушателям. Молодым нашим артистам, да и не только молодым, надо учиться вот такому рыцарскому отношению к своему искусству. Я, вероятно, не ошибусь, если скажу, что именно сочетание огромного таланта и непрестанного труда, соединение вдохновения и отточенного мастерства принесли Ойстраху славу „короля скрипачей“, „первой скрипки мира“, как его образно называли за рубежом».

А вот что вспоминал Святослав Рихтер: «Давида Ойстраха я знал давно. Отец познакомил меня с ним в Одессе, когда я был еще юн. Это был на редкость обаятельный юноша, красивый и очень симпатичный. Впоследствии я присутствовал на многих его концертах, он, на мой взгляд, величайший из всех слышанных мною скрипачей. Звук необыкновенной красоты и мощи, без тени нажима… С Ойстрахом я играл довольно поздно, после смерти Льва Оборина. Он был настолько скромен, что спрашивал меня: „Скажите по совести, Слава, Вам не слишком скучно играть со мной?“ Какая там скука!» Давид Федорович Ойстрах родился 30 сентября 1908 года в городе Одессе, в семье, где очень любили музыку. Появившись на свет, Давид получил фамилию Колкер, Ойстрахом он станет позже, взяв фамилию отчима. Отчим Давида, владелец небольшой лавочки, неплохо играл на скрипке и мандолине, мать пела в хоре в Одесском оперном театре. Этот самый театр и был тем местом, где Давид Ойстрах впервые услышал музыку в исполнении оркестра. Впечатление было настолько сильным, что запомнилось на всю жизнь. Уже будучи взрослым, Давид Федорович напишет: «Ощущение „звучащего чуда“ никогда не изгладится из моей памяти… Нельзя не пожалеть, что современные дети, привыкшие с пеленок к звукам, доносящимся к ним из репродукторов, лишены этого необычайного ощущения, этой радости — впервые услышать „живой“ оркестр».

Уже в пятилетнем возрасте Ойстрах начал заниматься главным делом своей жизни — играть на скрипке. Его первым и единственным учителем стал известный одесский скрипач и талантливый педагог Петр Соломонович Столярский.

Давиду повезло — он попал в хорошие, правильные руки. Знаменитый французский скрипач Жак Тибо так отзывался о Столярском: «Его педагогика — то, чем должно гордиться мировое искусство». Очень поэтично высказался о Столярском Исаак Бабель:

«Он населял Молдаванку и черные тупики Старого рынка призраками пиччикато и кантилены».

Уроки происходили на квартире у учителя. Ойстрах вспоминал: «Во всех комнатах толпились возбужденные и радостные малыши, а в коридорах сидели мамаши, ожидавшие своих вундеркиндов и с невероятным оживлением обсуждавшие чисто профессиональные скрипичные проблемы». Учеников у Столярского хватало, порой их число приближалось к сотне. Петр Соломонович работал с раннего утра и до самого вечера, а с самыми талантливыми учениками проводил по два-три урока в день. Столярский обладал редким и ценным даром мгновенно распознавать способности ребенка и, кроме того, умел их правильно развивать. Основой его метода был индивидуальный подход к каждому маленькому музыканту. Столярский никогда не показывал, как надо играть, — он учил владению инструментом. Владению творческому и свободному. «У него была горячая душа художника и необыкновенная любовь к детям. Работая с ребенком, он всегда умел найти путь к творческому сознанию ученика, заинтересовать его воображение, — рассказывал Давид Ойстрах о своем учителе. — Его интуиция, дар педагога были направлены на то, чтобы заинтересовать, увлечь ребенка. Он считал, и совершенно справедливо, что, держа в руках инструмент, ученик ни минуты не должен скучать. Его целью было как можно раньше пробудить в ребенке артистические качества, с раннего возраста привить ему профессиональное отношение к работе. Сначала, на первых уроках, Столярский шел к этому с осторожностью, но уже очень скоро настойчиво воспитывал в ученике понимание того, что работа с инструментом, труд сам по себе — это счастье, ценность твоей жизни. У занимавшихся с ним такое отношение к труду с годами буквально впитывалось в кровь. Может быть, именно за это я больше всего ему благодарен».