Место это было выбрано мною из нескольких: оно было надежным, удобным и оттого довольно продолжительным пристанищем. От верхней лестничной площадки с квартирами вела еще выше узкая лестничка с полным поворотом в обратную сторону, то есть на 360 градусов, так что, выходя из своих квартир, жильцы не могли видеть меня, и я мог спокойно возлежать на подоконнике замурованного окна у громыхающего, астматически шумящего лифта. Внезапный грохот его поначалу пугал меня, и я, нервно ощетинившись, вскакивал, но потом привык и пробуждался по ночам иногда оттого, что слишком уж он долго не тарарахает, и тревога — „не сломался ли он?“ — овладевала мной. Я спускался на шестой этаж, жал кнопку лифта — он громыхал, и я, успокоившийся, поднимался по лесенке „к себе“. Ну, это ночью, все спят, и нигде никого нет. А днем? Не всегда спустишься и не всегда нажмешь. „Что вы тут делаете, гражданин?“ — мог последовать вопрос. У меня же ни прописки, ни работы, и вид не так чтоб уж очень обычный. Лето, жара, а я в лыжном костюме. Так что при каждом раздававшемся внизу далеком стуке входной двери я с напряжением вслушивался в шаги, голоса, готовый в любую минуту ринуться по лестнице вниз, чтобы мастера, пришедшие чинить „моего сломавшегося сиплого соседа“, не застали меня…
На Арбате именно такое уже было однажды. Меня спустили вниз, и я долго объяснял, что я хороший и никаких вещей у меня нет, и что я там ничегошеньки не прячу. Они хотя и обошлись со мной не грубо, но не поверили, а пошли проверить, оставив меня в красном уголке на попечении какой-то маленькой, сухонькой старушки. Я спокойно сидел, тая в груди мощные удары сердца Гамлета, и всем своим видом показывал, что смиренно жду их возвращения. Старушка оказалась на редкость любопытной и пыталась что-то спрашивать у меня, но я продолжал сонно сидеть, вроде бы и не слыша ее вопросов, а когда она взобралась на стул возле меня, чтобы включить репродуктор… я „рванул“ в дверь так, что только во дворе, напугавшись, подумал, не сорвало бы старушку воздушной волной со стула».
Вы прочитали отрывок из воспоминаний Иннокентия Михайловича Смоктуновского, в котором актер рассказывает о том периоде своей биографии, когда он жил в Москве «на птичьих правах». Знакомые, у которых он оставил свои вещи, уехали в отпуск, не предупредив Смоктуновского, и ему пришлось две недели расхаживать по жаркой летней Москве в лыжном костюме.
Подобно всем остальным героям этой книги, Смоктуновский (настоящая фамилия его звучала немного иначе — Смоктунович) родился далеко от Москвы — в деревне Татьяновка на севере Томской области двадцать восьмого марта 1925 года. Позже, в 1929 году, семья Смоктуновичей переехала в Красноярск.