Ромул и Бренн уставились на распятого неподалеку от них ветерана. Его глаза были закрыты. Несмотря на страшные мучения, которые испытывал центурион, из его губ не вырывалось ни звука. Никогда еще мужество Бассия не проявлялось столь очевидно.
Бренн схватился за веревку, обмотанную вокруг его шеи.
— Я должен избавить его от страданий!
— Хочешь сам закончить жизнь на кресте? — отозвался Тарквиний.
Ромул выругался. Он подумал о том же. Вот только их наверняка убили бы прежде, чем им удалось бы добраться до Бассия.
— Он недолго протянет, — встрял в разговор Феликс. — Раненые на кресте быстро теряют силы.
— Это римляне научили их распинать людей, — сказал этруск.
Ромул промолчал. Ему было до отвращения стыдно за то, что его соотечественники столь спокойно относились к этой поистине варварской пытке. Хотя рабов и преступников в Италии таким образом казнили довольно часто, он никогда не видел столько распятых сразу. А потом он вспомнил о том, каким образом Красс расправился с уцелевшими после разгрома воинами Спартака. Рим жестокостью ничуть не уступал Парфии.
Бренн сердито сплюнул и приготовился сорвать путы. Снова перед его мысленным взором предстал Коналл, умирающий под ударами гладиусов дюжины легионеров. Нынче нужно было спасти другого достойного и отважного человека. Он уже достаточно настранствовался.
— Тебе решать, Бренн, — раздался голос Тарквиния. — Но перед нами лежит еще очень дальний путь.
Великан повернулся к нему, его глаза были полны страдания.
— Бассий отважный солдат. Он спас всех нас! И не заслуживает такой скотской смерти.
— Тогда помоги ему.
Бренн долго молчал, а потом ответил с глубоким вздохом:
— Ультан предсказывал мне дальнее странствие. И ты тоже.
— Бассий так или иначе умрет, — мягко сказал Тарквиний. — Коналлу и Браку тоже была суждена смерть. И никакие усилия не помогли бы тебе это изменить.
Глаза Бренна широко раскрылись.
— Ты знаешь, что случилось с моей семьей?
Этруск кивнул.
— Я восемь лет не произносил их имен.
— Брак был смелым воином, как и его отец. Но их время все же пришло.
У Ромула волосы на затылке встали дыбом. За все эти годы галл лишь несколько раз мельком упоминал о своем прошлом.
Бренн, казалось, совсем растерялся.
— Наступит день, когда ты понадобишься своим друзьям, — негромко, но очень внятно произнес этруск. — Придет время Бренну подняться и вступить в бой. Когда будет казаться, что у тебя нет никаких шансов.
Он помолчал, а потом добавил:
— Никто не сможет победить в таком бою. Кроме Бренна.
— И это случится далеко отсюда? — требовательно, почти яростно спросил галл.