— Помощь органам правопорядка есть святой долг каждого гастарбайтера, — улыбнулся Сергей. — Шеф где?
— Где всегда. Только если ты опять с рапортом, так лучше не суйся. Он из управления злой приехал, как кавказская овчарка. Сейчас нервы успокаивает.
Подполковник Серебряков, как и неделю назад, пребывал во дворе здания отдела, все в том же сержантском кителе и возле тех же «Жигулей», уйдя почти по пояс в подкапотное пространство. Лязгающие звуки, доносившиеся оттуда, перемешивались с чувственным матом, призывами вернуть Сталина и поставить вредителей, выпускающих такие машины, к стенке. Без суда и следствия.
Сергей громко кашлянул. Шеф вынырнул из-под капота и, увидев подчиненного с бумагой в руке, грозно потряс в воздухе гаечным ключом.
— Уйди, Елагин! Богом прошу, уйди! Не доводи, как говорится, до греха… Патрон — в патроннике!
Подчиненный не сомневался, что отечественный автопром может довести до греха даже апостола, и поспешил укрыться в здании вместе с рапортом.
* * *
Спустившись из раздевалки в спортивный зал, Елагин застыл, словно пораженный греческой красавицей Медузой Горгоной. Прямо на ринге, на двух табуретках — затылком на одной и пятками на другой — лежал, прикрыв глаза, здоровяк Соломин. Тот самый дебошир из гостиницы. Его руки мирно покоились на груди, а на животе восседал парень, ритмично отжимавший полуторапудовую гирю.
Зрелище тянуло на «Минуту славы».
— В чем дело, юноша? — раздался знакомый голос. — Вы что, никогда раньше не видели гирь?
Елагин обернулся. Около него стоял один из тех собровцев, что приезжали к ним в отдел.
— Приветствую! Меня Анатолий зовут. Репин. Значит, решился?
— Да… Две ночи думал.
— Вот и прекрасно. А… — Репин с деланым недоумением посмотрел на пустые руки Елагина, — бинты и йод где?
— Я не взял. А разве надо?
— Нам — нет… — уклончиво повел плечами собровец.
— Пикассо, кончай пугать человека! — прокряхтел Соломин, косясь на них с табуретки.
— И правда, не слушай его, братишка, — поддержал Соломина сидевший у него на животе коллега, опуская гирю на пол. — Ничего этого не надо. Здесь медпункт рядом, у них все свое. Даже гипс имеется.
— Добрые у нас ребята, да? — толкнул Репин Елагина локтем. — Кстати: тот, кто сидит, — это Леха Быков. Ну а того, на ком сидят, ты должен помнить. Димуля Соломин. Книга Гиннесса по нему плачет.
— Помню, конечно.
— Ну разумеется. Такого один раз увидишь, так уж не забудешь до конца своих дней. Из цирка к нам пришел. Силовой жонглер.
— А что в цирке — надоело?
— Выперли за нарушение трудовой дисциплины. Медведя самогонкой накачал. Зверю, понимаешь, на арену, а он лыка не вяжет. На четырех лапах и то стоять не может — какой уж там хула-хуп крутить. Режиссер орет, дрессировщик с кнутом вокруг бегает, помощники суетятся… А тут как раз Солома появляется, с очередной банкой. За добавкой, оказывается, бегал. Его в тот же день — на улицу без парашюта.