— Но я же уже…
— Отказывайся от показаний… Ври, что хочешь…
— Но как же? Я ведь люблю его!
— Если любишь, то и молчи об этом! Ради него…
В коридоре послышались шаги. Воронова поспешно поднялась на ноги.
— Всё, они идут.
* * *
Краснов дымил сигаретой на площадке между этажами отдела милиции, наблюдая через окно за оперативной обстановкой, с каждой минутой становившейся все тревожней и тревожней — преступность не спала. Из коридора сверху выглянула Воронова:
— Кофе будешь? Чувствую, до утра тут зависнем.
— Давай… Блин, ты сама как считаешь — из ревности парня… того?
— Не похоже на Елагина… Да и какая ревность? Паленов уже не конкурент был…
— Но обещал же разобраться?..
— Хотел бы разобраться — нашел бы другое место. А не на задержании…
— Почему? Очень даже удобно. Никаких вопросов. — Краснов пожал плечами и выкинул окурок в форточку, на милицейский двор.
— То-то я гляжу, ты с москвичом спелся.
— Да очень надо… Он велел Елагина в камеру упрятать, для начала по «сотке».[3] Пребывание в камере, говорит, еще никому не повредило. Наоборот, задуматься заставляет. Пошутил даже, что Кибальчич, мол, в тюрьме реактивный двигатель изобрел.
— Ну и садился бы сам. И изобретал бы сколько влезет, — скривилась Светлана. — Зачем Сергея приземлять? Куда он денется?! Посылай ты его подальше… Кто он для тебя? Никто. Подумаешь, из Москвы. А ты независимое процессуальное лицо.
— Послать-то можно, но… — Краснов, словно пионер, застуканный сторожем в колхозном саду, уставился в пол. — Якобы у него полномочия… Демкин велел оказывать любое содействие.
— При чем тут полномочия, если есть закон?
— Свет, я тебя умоляю… Мы, кажется, не в Америке живем. А у нас — сперва полномочия, а уж потом закон. Хочешь ты этого или нет…
Воронова нехотя кивнула головой.
— Мне, честно говоря, все это нужно как клопу велосипед, — продолжил плакаться Краснов. — С убийством на Караванной геморроев хватает, все сроки вышли, а тут еще и это…
— А что с убийством? Ты ж говорил, там все в порядке, человека везут. Из Саратова, кажется?
— Из Самары. А ты что, не слышала?.. Его, пока из Самары везли, снова упустили! Опер и участковый. Вот уж точно — козлы… Вечером сели в поезд, обрадовались, что в купе больше нет никого, запихнули мокрушника на верхнюю полку, двумя парами наручников к стойкам пристегнули — за руки и за ноги, как на растяжке, — и понеслось. На закуске, как обычно, сэкономили, в кратчайшие сроки нажрались до розовых слоников. А мужик, пока эти охламоны печень тренировали, из обивки полки гвоздик выковыривал. Это уже потом обнаружилось… И гвоздиком, видать, наручники-то и открыл! Утром ребята очнулись. Лежат на соседних полках, руки у каждого в браслетах, а цепочки, мало того что друг за друга зацеплены, так еще и под столом пропущены, навстречу друг другу. Так что конвоирам не то что с полки не встать — нос не вытереть. Поняли, в чем дело, стали на помощь звать. Проводник прибегает. Те ему: так и так, мы, мол, из милиции, находимся при исполнении. А у самих рожи помятые и перегар на весь вагон. Проводник в ответ: я вас, граждане пассажиры, понимаю, но и вы меня поймите: не слишком вы похожи на славных защитников правопорядка, да еще и при исполнении. Документики предъявите, будьте добры! Как же мы тебе их предъявим, говорят, если у нас руки заняты. Документы в карманах, там же, кстати, пистолеты и ключи от оков. Доставай, проверяй и расстегивай быстрее, у нас особо опасный преступник сбежал! Проводник по карманам пошарил, а там, как ты понимаешь, ни удостоверений, ни пистолетов, ни ключей, ни бумажников с командировочными удостоверениями… Он их на всякий случай расстегивать и не стал. Так и ехали до ближайшей станции. А там, пока разбирались, кто они да что, пока с нами связывались, пока информацию давали по маршруту движения поезда, почти сутки прошли. Вот, в обед депешу получил: «Принятые меры розыска преступника по горячим следам положительного результата не дали…» Хороши «горячие следы», а? Никто даже примерно сказать не может, когда тот с поезда соскочил.