— Я мою, ты вытираешь, — он протянул ей полотенце.
— Но здесь только одна тарелка, — засмеялась Нелл. — А, впрочем, ты прав: начинать надо с малого.
Он протянул ей вымытую тарелку и принялся за миску:
— А когда ты наконец расскажешь мне о гала-представлении?
В панике она едва не выронила тарелку. У нее затряслись руки:
— Я не собираюсь рассказывать тебе об этом. Ты прочтешь все в собственной газете.
— Даже самое безобидное сообщение?
— Нет.
— Ты мне не доверяешь? — Его глаза смотрели плутовски.
Нелл заставила себя улыбнуться:
— Часть меня тебе доверяет, но…
— А другая?
— А другая хорошо помнит Вудворда и Бернштейна.
— Не вижу аналогии, — сказал он, беря ее руку в свои. Его руки, теплые и сильные, совершенно скрыли ее ладошки.
Ей очень хотелось ответить на его нежное рукопожатие, но она сдержала себя, улыбнувшись и покачав головой:
— Не хочу даже говорить об этом, Шеа. На моих устах — печать.
— Ты — жесткая женщина, Нелл.
— Просто осторожная, — поправила его она. — Я…
Он поднес палец к ее губам, чтобы очертить линию «печати», и она совершенно непроизвольно, как будто это была естественнейшая вещь, поцеловала его руку. И снова испугалась: не его, но себя самой. Ей страшно хотелось обнять его, положить ему руки на плечи. Ей так хотелось этого, что прерывалось дыхание.
Глаза Шеа стали огромными, и, пока она все еще боролась с собой, он уже схватил ее в объятия, прижав к своей мощной, твердой груди. Она чувствовала его губы, властно охватившие ее рот, она слышала биение его сердца, — и ее сердечко готово было разорваться, а кровь гудела в ушах. Огонь начал пожирать ее. Он поднялся откуда-то от колен, лизал всполохами ее бедра; она чувствовала, как плавится каждая нить тончайшего нейлона под жадными пальцами Шеа. Ее тело вновь отдалось во власть рук ее врага. Колени ее задрожали и подогнулись, и она еще крепче уцепилась за талию Шеа, чтобы не упасть.
Но он не дал ей упасть. Он как бы унес ее прочь и от пространства комнаты, и от времени, и от нее самой. Руки его ласкали ее с каким-то таинственным ритмом. Крепко держа ее в объятиях, он неотрывно впивался в нее губами, а рука его уже ласкала ее поддатливую грудь. К ее изумлению, все ее тело подчинилось его невнятному ритму — и вот уже плечи ее охватил огонь страсти, и она сама крепче прижалась к нему.
Ей не хватало дыхания. Он понял это и слегка отстранился, улыбаясь и глядя ей в глаза. Нелл, искушенная в жизни, умница Нелл безмолвно, безвольно лежала у него в руках.
— Спокойной ночи, — тихо сказал он ей на ухо. И вышел, оставив ее, дрожащую, потрясенную, помнящую лишь привкус земляники на губах.