Николай открыл глаза.
Прямо над ним нависал серый каменный свод, под которым эхом отдавались разные звуки: голоса, шорохи, чьи-то шаги. Тянуло запахом дыма. Но не пожара — костра.
Он лежал на импровизированной койке, сделанной из двух больших ящиков от боеприпасов, застланных синими солдатскими одеялами. Николай чуть повернул голову. Пещера. Метрах в пятнадцати, у входа, стояло несколько вооруженных людей, горел костер. Вдоль стены пещеры спало еще несколько человек. Некоторые — на ящиках, кое-кто на одеялах, брошенных прямо на землю. Где-то в глубине тарахтел движок генератора.
Сколько он пробыл без сознания? Час, два… День? Или больше? Его электронные часы давно отказали, как раз перед похищением он хотел заменить батарейку, и их пришлось выбросить. Со времени бегства от спецназовцев он потерял счет времени.
Хотелось пить. Николай приподнялся, оперся на локоть. Муссы поблизости не было. К кому обратиться?
— Эй, кто-нибудь… — неуверенно позвал он. Услышат?
Один из стоявших у входа в пещеру, толстый, высокий, с копной перехваченных зеленой повязкой черных вьющихся волос, повернул голову. Что-то сказав остальным, он направился к Здановичу. Он был в камуфляжной куртке и брюках, но, как ни странно, без оружия. «Наверное, я удивился бы меньше, если бы он был без штанов, — язвительно подумал Зданович. — Но как объясниться с ним?»
— Эй, русский, привет! — приблизившись, произнес толстяк почти без акцента.
Вот это да! Они что здесь, из института Патриса Лумумбы?
— Я хочу пить.
Толстяк что-то властно произнес, и один из паков поспешил к нему с армейской алюминиевой фляжкой.
— На…
Зданович, забыв о том, что к горлышку прикасались губы десятков паков, принялся жадно пить. Вода — чистая, свежая, прохладная! Как все-таки мало человеку надо для счастья. И с каждым днем все меньше!..
Утолив жажду, Николай упал на свое ложе. Толстяк присел на корточки, взял его худое запястье и нащупал пульс. Посмотрел на часы, считая удары сердца.
— Ты врач?
— Так точно, — пак уложил руку Здановича на грудь. — Хирург. Махмуд Али Тахир Джавид. Можно просто Махмуд. В институте меня дразнили: «Махмуд-поджигай».
— Почему «Махмуд-поджигай»?
— Ай-яй-яй, а еще русский! «Белое солнце пустыни» помнишь?
— А… — протянул Зданович и добавил: — Но я вообще-то из Белоруссии.
Толстяк недоверчиво уставился на него.
— Вот это да! Я же оканчивал Минский медицинский! В семьдесят шестом. И откуда ты?
— Как раз из Минска.
— Считай, земляки, — Махмуд улыбнулся. — Как тебя зовут?
— Николай. Где я?
— Это отряд афганского полевого командира Абдулхамида.