Ванда кивнула и помолчала мгновение, будто принимая или впитывая приветливые слова Перелога.
— Я так обрадовалась, когда узнала, что тебя назначили Председателем комитета… — говорила она.
— Нам всем сейчас нужно быть очень сильными. Меня иногда спрашивают о моей программе, и я тогда отвечаю, что в ней раскаленными буквами написано только одно слово: сопротивление!.. Мы должны сопротивляться распаду, мы должны сопротивляться оскудению. И когда я думаю о тебе, Ванда, я говорю себе: вот одна из немногих художников, по-настоящему способных к сопротивлению, — на лице Председателя было выражение отчетливой, недвусмысленной серьезности.
— Я подала заявку… — вставила Ванда.
— И она рассмотрена, — согласился Перелог.
— Я хотела бы, чтобы мы уехали как можно скорее. Список участников поездки я приложила. Боюсь загадывать, но наши гастроли могут оказаться весьма плодотворными. Восемь европейских городов, и в каждом по два-три выступления… Мои ребята встряхнутся, окрепнут и поверят в себя…
— А цель поездки?.. — вздохнув, бесцветно спросил собеседник Ванды.
— Какая еще цель? — недоуменно взглянула та на Перелога. — Цель у нас одна: гастроли!..
— Это я понимаю, что — гастроли, — нахмурился Председатель комитета. — Но ты представь себе, что будет, если одновременно все уедут на гастроли. Да еще в Европу. Нет, Европа, конечно, будет в выигрыше… А мы?..
— Что — мы?! Я ведь не прошу у вас даже денег! У меня есть договоренность с принимающей стороной. Мне нужно только формальное согласие комитета на зарубежную гастрольную поездку сроком на один месяц. Для чего я и подала свою заявку.
— Заявка была рассмотрена, и комитет постановил считать данную поездку нецелесообразной. Посему я вынужден выдать вам официальный отказ, — сказал Игнатий Перелог и снова постарался занавесить лицо свое улыбкой максимально любезной и непроницаемой.
— Как нецелесообразной? — вспыхнула женщина. — Какой отказ? Я ничего не понимаю. Кто подписал этот отказ?
— Бумагу подписал я. Но решение принималось коллегиально.
— Но у меня частный театр. Я вообще плохо понимаю, почему я кого-то должна о чем-то спрашивать.
— Но комитет входит в число его учредителей.
— И теперь один учредитель мешают другому учредителю наилучшим образом исполнять его функцию, так?
— Не мешает, — мягко говорил Перелог. — Помогает. Вы нужней здесь.
— Но, черт побери, ты посмотри, что происходит на улицах! Завтра любого из нас могут прикончить, и нас не будет вообще! Это, что ли, ваша помощь?!
— Мы все в одном положении, — нахмурился тот.
— Я не могу думать обо всех. Я могу думать только о себе и о своих ребятах, с меня этого достаточно.