Ф. ухмыльнулся. Время истекало независимо от их существования, его и философа, но при том все же нельзя было долго избегать своего обыкновенного судорожного досуга, и Ф. уж понемногу начинал тяготиться их избранною беседой. Он давным-давно исчерпал свою функцию свежести и незамутненности, и его невозможно было поразить самозванным блеском афоризма или топкостью самоуверенного ума. Философ был искушением, всего лишь искушением дней его постылых, мгновений его обрыдлых, сказал себе Ф., никакого нового смысла, никакого внезапного спасения не мог принести он с собой.
— Третья: безропотно сносить оплеухи от всех встречных, — Ф. говорил.
Неглин залюбовался. В общем, было ли отчего? пожалуй, что и нет, он уже немало видал подобного, сам участвовал в облавах и даже что-то умел, но теперь, в его положении легкораненного, от него не ожидали подвигов. Все это лишь брань, грязь, кровь и страх, мог бы сказать он, но не хотелось рассуждать или анализировать. Он и еще один инспектор, которого Неглин не знал даже имени, стояли наготове у двери, когда выволакивали первых задержанных. Замечательно все же работал спецназ, с навыками превосходства и всесокрушения, с душою ожесточенной и непримиримой. Двое тащили лысого чернявого бугайка с окровавленными лицом и шеей, ломали руки ему, и тот вырывался отчаянно.
— Куда?! Куда?! Пустите! — вопил бугаек. — Нет! Не имеете права! Сволочи! Не имеете права!
Его не слушали и пытались свалить, Неглин хотел этому помочь, но толку от него было сейчас немного. Сзади еще вывалился спецназовец, один тащивший парня в полубессознательном виде. Вот, слегка оттолкнув от себя парня, он ловко заехал тому ногою в пах, после приложил уже скрюченного лицом о свое колено два раза. Более уже ничего не требовалось, он бросил парня на асфальт, двумя ударами ботинок развел тому ноги более чем на ширину плеч и ринулся на выручку к своим товарищам. Неглин попался тому на дороге, он оттолкнул Неглина, и тут же, улучив момент, вдруг прыгнул с нечеловеческим воплем. Никто ничего не успел понять, и не смог бы понять, даже если б и пытался; спецназовец на лету нанес бугайку страшнейший удар где-то в районе ключицы или горла, как в кино, только успел подумать Неглин, бугаек полетел в сторону, повалились и державшиеся за него спецназовцы, а тот, первый, снова налетел на опешившего бугая и снова и снова стал сокрушать того своими тяжелыми подкованными ботинками.
Появился Кузьма Задаев и наблюдал за побоищем секунду-другую. — Вы ему сильно фотокарточку не портьте, — брезгливо говорил он. — Его еще сегодня в новостях покажут. И так уж фотогеничный до предела.