Написал сие письмо Ибрахим Ахмед.
Передай мой привет всей вашей семье.
И да сохранит тебя аллах!
Ибрахим».
С того дня, как Ибрахим уехал, никто не имел от него известий. Когда Хасан получил это письмо и узнал, что друг его здоров и благополучен, он прежде всего поспешил сообщить об этом матери Ибрахима. Услышав добрую весть, старуха обняла Хасана своими худыми руками и многократно расцеловала. Руки ее тряслись, из глаз текли обильные слезы. Хасан так и не мог понять, плачет ли она от радости, что сын здоров, или печалится из‑за разлуки. И в самом деле, вспомнив о том, как далеко находится ее сын, мать затосковала, как в дни его отъезда. И в то же время ее порадовали добрые вести, которые принес Хасан. Она посылала хвалу аллаху за то, что ее любимый сын жив и здоров. Дрожь беспрерывно сотрясала ее старое худое тело, сердце, казалось, вот‑вот замрет в груди, по смуглому лицу, изборожденному глубокими морщинами, текли слезы.
Это была первая весточка от Ибрахима после шести месяцев разлуки: сначала он переехал из своего села в главный город провинции, потом в Каир, в казармы Аббасийи, откуда его с товарищами и земляками перевели в Судан, в раскаленную пустыню — в сущее пекло, где каждому солдату уготована своя мера страданий. Воротившись через много лет на родину в феске и европейском костюме — это все, что удастся приобрести за годы службы, — он возгордится перед односельчанами. Он либо попадет в число тех бездельников, которые проводят жизнь в дреме и болтовне, носят сапоги или башмаки, белую галлабию и чалму поверх цветной ермолки, либо нужда заставит его вновь вернуться в ряды бедных тружеников и в поте лица добывать себе пропитание.
Хасан пошел к матери Ибрахима, как только один грамотный человек в доме старосты прочитал ему письмо. Вернувшись домой, Хасан рассказал об этой новости членам своей семьи. Он сказал, что Ибрахим шлет всем привет. Зейнаб страстно хотелось послушать письмо до конца, она все думала, кого бы попросить прочесть его, однако открыто высказать свое желание она не смела. Вообще она старалась вести себя осмотрительно: ей казалось, что Хасан догадывается о ее тайне и ждет только одного неосторожного слова с ее стороны, чтобы обрушить на жену громы и молнии.
Интересно, пишет ли Ибрахим что‑нибудь о ней, упоминает ли ее имя?.. О аллах, да помнит ли он ее, ведает ли, что творится в ее душе? Может, он все позабыл, и она имеет для него не больше значения, чем вчерашний день? Неужели никто не попросит прочитать письмо вслух? Дядюшка Халил, матушка Газийя или кто другой… Как далеки дни, когда Ибрахим сидел под тополем, дожидаясь ее прихода. Кто знает, может быть, он все забыл… Ах, неужели никто не захочет услышать, что пишет Ибрахим?