— Но я же сама сейчас видела: сначала белая, слепящая, потом красная, а за ней черная, совсем черная сверкнула!
— Ну, это показалось так. Когда молнии сверкают без перерыву — в глазах появляется чернота. Бывает, минут по пять ничего потом не видишь. Думаешь, вовсе ослеп, — наставительно произнес Тихон.
Страх перед грозой совсем вытеснил боязнь, которую еще недавно испытывала Дина перед парнем. Если раньше она нетерпеливо ждала, чтобы он поскорее уснул и непробудно проспал до утра, то теперь, наоборот, хотела, чтобы Тихон не оставлял ее одну со страшными мыслями о грозе, не заставил одну слушать сумасшедшие удары грома, смотреть на небывалые черные молнии.
Однако Тихон, громко зевнув, посоветовал:
— Не паникуй зря, спи! — И, видно, показывая пример, вскоре снова захрапел.
Гроза мало-помалу утихла, ушла так далеко, что гром доносился совсем глухо, а отсветы молний стали едва приметными. Можно было бы спать. Только сон не шел. Дина не боялась уже ни Тихона, ни уходящей грозы, но почему-то настораживала даже тишина ночи. Тишина эта была необычной. Она будто охватила весь мир, ничто не могло ее поколебать. И в то же время она не была совсем немой: то слышался тонкий писк полевок, то со свистом рассекала воздух стая уток, то издалека доносился вскрик — свистящий, с верещанием — так кричит заяц, угодив в зубы лисе. Но звуки эти не могли нарушить тишины, как не может поколебать большое озеро камешек, свалившийся с берега: булькнет, круги разбегутся по поверхности воды, а озеро все равно спокойно.
И оттого, что тишина была непоколебима, оттого, что все звуки, возникавшие в ночи, были незнакомы, непонятны, Диной овладела жуть. Так в детстве после бабушкиных сказок в каждом углу мерещились Бабы-Яги и Змеи-Горынычи.
Не зря сказано: у страха глаза велики. Пока все эти непонятные звуки доносились издалека, Дина, хотя и не могла успокоиться, все же владела собой. Сдержалась и тогда, когда вблизи раздался тонкий писк, — сообразила, что полевые мыши учинили драку. Но вслед за писком раздалось страшное фырканье, тяжелый топот, от которого загудела земля. Будто мыши вдруг, как в сказке, превратились в слонов. Дина не выдержала, закричала не помня себя, схватила Тихона за плечо.
— Чего орешь? — со сна всполошился Тихон.
— Кто-то запищал, а потом затопал по-страшному! — Дина задыхалась от волнения.
Тихон прислушался, хмыкнул:
— Чудачка, это же кони. — Он положил руку на плечо Дины. — Зря дрожишь. Бояться здесь некого. Кроме волков, никаких страшных зверей не водится. А волки летом к человеку и близко не подойдут, боятся, канальи.