— Так это хорошо, что доярки непосредственно участвуют в заготовке кормов. Ваши достижения — трудовой подарок съезду партии.
Ланя вскинула глаза: не ослышалась ли? О них ли это?
— Ой, что вы! — еще жарче вспыхнуло ее лицо. — Разве так работать надо? Мы читали: по полтораста коров одна доярка доит.
— Так то на «елочке»! — не согласилась с ней Шура. — А мы на «УДС». Будет у нас «елочка» или «карусель» — мы тоже от других не отстанем! — И она вызывающе вскинула голову. Простенький платочек, чудом державшийся на затылке (так уж носят их многие дымельские франтихи), совсем сполз ей на шею, и пышная копна мелко завитых волос рассыпалась, заиграла на ветру.
Директор невольно залюбовался Шурой. Узкоглазая, скуластенькая, она не была красавицей, зато вся ее крепкая, ладная фигура так и дышала здоровьем. А лицо светилось таким задором, что лучше и не надо было героини для фильма о молодых доярках.
— Правильно, — похвалил Шуру директор. И заторопился к «газику», вытащил кинокамеру, стал устанавливать ее на треногу.
Ланя побежала к двигателю, запустила его, потом вместе с Шурой стала надевать стаканчики на коровьи соски. Обычно стаканчики эти, причмокнув, сразу присасывались к соскам. Иногда какой-нибудь и соскочит, не без того. Но подправишь, поддержишь, и он начинает чмокать. Теперь же творилось что-то неладное, непостижимое. Двигатель работал нормально, а стаканчики ни за что не хотели присасываться. «Может, плохо промыты, может, клапаны не в порядке?» — одна и та же мысль пришла и Лане и Шуре. Неприятно, конечно, но бывает же недогляд. Только не работали бы один-два аппарата, а то отказались действовать все сразу…
Ланя и Шура в замешательстве перебегали от коровы к корове, промывали, поспешно разбирали аппараты. Все было в порядке, а стаканчики, словно заколдованные, не держались на сосках. «Малы разве обороты? Бензин плохо поступает?» Ланя бросилась к двигателю, утопила поплавок карбюратора. Перестаралась. Горючая смесь чересчур переобогатилась, двигатель судорожно дернулся и захлебнулся.
С трудом удалось Лане запустить двигатель снова. Теперь он развивал такие обороты, что весь трясся, как в лихорадке, гудел устрашающе. Даже не робкая по натуре Шура смотрела с испугом: «Что ты делаешь?» — молча спрашивала она. «Ничего, ничего! — так же безмолвно, одним взглядом, отвечала Ланя. — Может, где-то пробка образовалась, прососет на больших оборотах»… Стаканчики теперь стали кое-как присасываться, но молоко шло еле-еле.
— Ой, мамочки! — не выдержала, с отчаяньем воскликнула Шура. — Нарушилось что-то совсем.