Но чаще всего слышались загадочные для студентов разговоры:
— Славный, брат, кедробой прошел.
— Каждую веточку, небось, охлестал.
— Кедробой, кедробой, а нам хоть вой — не отпустят!
— Нас не отпустят, а калинникам это на руку. Большая будет пожива.
— Калинникам лафа — спозаранок на добычу потянулись.
На языке каждого дымельца было в это утро слово «кедробой», хотя все произносили его по-разному: одни с удовольствием, другие озабоченно, а третьи — презрительно, будто говорили о какой-то пакости. Но вдруг полетела по деревне птица-весть:
— На кедробой, на кедробой!.. Все, кто желает, пусть поспешат! Машины ждут у конторы, сама председательница едет… Не калинникам нынче, а честным колхозникам будет праздник.
Да, Александра Павловна решилась нынче на день отправить колхозников в кедрачи. Решилась потому, что незадолго перед этим ветром-кедробоем был у нее разговор, который заставил призадуматься.
В контору пришел пожилой комбайнер Горбунцов.
— Прошу перевести меня в сторожа или на какую подобную работу, — сказал он и, не глядя на председательницу, положил перед ней на стол сложенную вчетверо бумажку.
— Что стряслось, Андрей Васильевич? — Александра Павловна настороженно взяла бумажку, догадываясь уже, что это справка.
Так и оказалось. Врачебная комиссия освобождала Андрея Васильевича Горбунцова от всякого физического труда.
— Как же так, Андрей Васильевич? — безнадежно вздохнула Александра Павловна. — Ведь столько лет на комбайне, наш ветеран, можно сказать… И до этого ты ни на какие недуги не жаловался. А теперь вдруг справка. Может, потерпишь до конца уборки, сам знаешь, не хватает у нас комбайнеров.
— Не жаловался, потому что не люблю всяких жалоб. И терпел, пока мог. Но железо и то до поры терпит, — по-прежнему не глядя на председательницу, отозвался Горбунцов.
— Конечно, на комбайне работать — не орешки щелкать, — сказала Александра Павловна с горечью. — Но если все в сторожа пойдут, у нас скоро и охранять нечего будет.
Горбунцов положил на колени темные, тяжелые руки, искоса глянул на председательницу.
— Между всяким прочим, не орешки бы, так еще сколько-то потянул, постоял за штурвалом.
— Не понимаю.
— Понять не хитро. Сводки-то слушаешь, знаешь, что ветры крепкие обещают.
— Ну и что? — пристально посмотрела на комбайнера Александра Павловна. — Загадками какими-то говоришь.
— Какие там загадки! — криво усмехнулся Горбунцов. — Разыграется ветер, шишки обобьет — орехами запастись разве трудно?
— А, вот ты о чем! — поняла председательница. — Но ведь за орехами да всякими лесными дарами кидаться — мало чести для механизатора. Это промысел всяких калинников.