Некоторое время он наблюдал за Диной. Потом подошел к ней, сказал решительно:
— Потолковать надо, выйдем.
В небольшом саду возле клуба они остановились под раскидистой ветлой, еще не потерявшей всю листву.
— Вот какое дерево! До настоящих морозов, до больших снегов будет зеленое, — сказал Тихон, покачав ствол ветлы, словно проверяя, крепко ли он держится.
— Ты это к чему? — спросила Дина.
— А так, для себя. Пришло вот на ум: раз уж дерево и то умеет стойкость проявить, то человеку подавно не годится быть слабаком.
— Зачем сейчас эта философия?
— Может, и незачем. Просто подумалось кое о ком.
— Для того и позвал, чтобы мыслями этими поделиться?
— Нет. Позвал я тебя, чтобы прямо сознаться: наврал я тебе!
— Что наврал?
— Ну, наврал, что влюбился. Не нарочно наврал, а сам себя обманул.
— Но… к чему мне это? — потерянно произнесла Дина.
— А к тому, чтобы знала, — хмуро, но настойчиво продолжал Тихон. — Я до тебя любил тут одну… Ладно, скрывать не буду, Ланю любил. А у нее Максим был, пришлось отодвинуться. И думал — всему конец. Потом к тебе потянулся, как подсолнух к солнышку. Только оказалось…
— Не надо, пожалуйста! — спокойно, но каким-то не своим голосом сказала Дина. — Зачем мне это откровение? Я никаких видов на тебя не имела и тебе надежд тоже не подавала.
— Верно. Но знать ты должна. Не хочу, чтобы думала, будто я трепался. Я не ожидал, что так получится.
— Да зачем мне это? Не хочу я больше ничего слушать.
— А больше мне и говорить нечего.
— Ну, тогда — прощай!
— Прощай.
В самом деле, незачем, казалось ей, Дине, выслушивать эти объяснения. Но если бы Тихон не объяснил все так прямо — было бы хуже. Ведь не зажила еще совсем старая рана. И новое разочарование, убеждение, что и Тихон оказался вроде ее врача, причинило бы резкую боль, опять разрушило бы веру в людей, которая стала понемногу возрождаться у нее в Дымелке.
А теперь такого крушения не произошло. Прямой, грубоватый, но чистый Тихон остался верен себе. И поэтому в душе Дины осталось чувство, что хотя мимо прошел хороший, верный человек, но и другой может еще встретиться на пути. Было грустно, но не было и обиды.
…Когда утром студенты уезжали из Дымелки, на околице села, на развилке двух дорог увидели они мотоцикл, возле которого с насосом в руке стояла Ланя. Видно, подкачивала спустившую камеру.
— До свиданья, Ланя! Пусть Дымелка ждет нас будущей осенью! — прокричали студенты.
— До каникул! — громче всех гаркнул Тихон.
Дина молча помахала рукой. А Максим, понуро сидевший среди оживленных ребят, вовсе помрачнел, втянул голову в плечи, словно крики эти оглушали его.