Максим прикусил язык. Он понял: обвинять умерших родителей девушки в том, что они калечат ее жизнь и после смерти, сейчас оскорбительно для Лани.
— Ладно, о прошлом не будем вспоминать, — сказал он как можно мягче. — А будущее — чем оно тебя пугает? Ничего же страшного.
— Ой, как же не страшно! — изумилась Ланя. — Совсем я запуталась, света не вижу.
С горечью, с болью стала она рассказывать, в каком отчуждении оказалась, как чудится ей, что все ее презирают за родителей, сторонятся, словно заразной. Страшно так жить. Поневоле подумаешь, не прав ли был отец, когда перед смертью сказал, что мучиться ей совестью вечно…
О блинах они забыли. И не вспомнили бы, если бы не пришла из школы Дора. Вместе с ней вернулась домой с улицы и Дашутка. Девочки еще в дверях стали, как мышата, поводить носами, принюхиваться — учуяли запах стряпни. Потом Дора, нелюдимо насупившись, проворчала:
— Сегодня же день постный.
— Не будет больше никаких постных дней! — резко сказала Ланя. — И праздники будем праздновать со всеми людьми.
— А сегодня разве праздник? — ехидно спросила Дора, прищурив голубые, как и у старшей сестры, глаза.
— Вот и поговори с ними! — Ланя глянула на Максима так, словно извинялась за сестренок. — До того упрямые, особенно Дорка.
— Потому что ты вероотступница! — огрызнулась Дора, точь-в-точь как огрызается и наскакивает на обидчика рассерженный щенок.
— Видишь? Совсем замучила меня. И учительницы не слушается. Правда, в школе не огрызается, но молчит, как рыба.
— Поупрямятся и перестанут. Теперь же никто их с толку сбивать не будет.
— Это я понимаю. Да сейчас-то мне с ними каково!
— А сейчас давай блины печь да есть, — промолвил Максим. — И поскорей, а то последние угли истлеют.
Ланя стала к печке. Теперь блины не пригорали, соскакивали со сковороды будто сами собой.
— Ну вот, давайте дружной семьей за стол, — сказал Максим.
— Не буду я их есть, — угрюмо отозвалась Дора.
— Почему не будешь?
Девочка наклонила голову, словно собиралась бодаться, но ничего не ответила. Дашутка жалась к ней, поглядывая на блины, но не смея сесть за стол. Привыкла, видно, не Ланю, а Дору считать для себя примером.
— Значит, есть блины грешно? — продолжал Максим серьезно. — Тогда давайте договоримся: я беру этот грех на себя.
Дора уставилась на Максима: не смеется ли? Потом потянула носом-пуговкой — больно вкусно пахли блины! Обернулась к Дашутке: «Сядем, что ли, за стол?..»
Дашутка не заставила себя ждать. Она, не раздеваясь, подбежала к Лане, попыталась подхватить блин прямо со сковородки. Тогда и Дора решительно сбросила пальто и потянулась к этому же блину.