Она проснулась чуть свет, и некоторое время лежала в кровати, слушая сопение уткнувшегося в подушку мужа.
Всю ночь снилась разная дрянь — какие-то бессмысленные обрывки, наполненные тревожным ожиданием грядущей беды. Очевидно, возбужденное переездом сознание свалило в кучу множество образов, чтобы потом ковыряться в ней по ночам, выбирая наиболее яркие, мешая их в кучу с другими, не менее странными, затейливыми.
Тусклый свет пробивался сквозь крашеные белой краской ставни, — их можно было сложить гармошкой, впуская воскресное утро в полутемную комнату, пустоту которой разбавлял огромный шкаф, со стоящими на нем часами. Похожие часы, только гораздо больше, стояли на горке в зале. Надежда обратила внимание на них еще вчера, когда Сергей показывал дом.
Кроме шкафа в спальне стояло трюмо, уставленное множеством диковинных флаконов — "Красная Москва", "Фиалка" и прочие ароматы давно ушедшей юности прошлой хозяйки дома.
Надя заворочалась под тяжелым пуховым одеялом. Вылезать не хотелось совершенно. Еще до ее приезда Сергей включил обогреватели в библиотеке и на кухне, но, несмотря на это, осенняя сырость насквозь пропитала остывший дом.
Ступив босыми ногами на холодный пол, Надежда осторожно на цыпочках, чтобы не разбудить супруга, прокралась по длинному коридору вдоль библиотеки и детской, прошла мимо зеркала, которое послушно отразило ее полную, некрасивую фигуру, в старой, но такой любимой ночной пижаме. Осторожно спустилась по ступенькам, на мгновение, задержавшись вдоль двери, ведущей в прихожую, и пошла вниз. Ступеньки, ведущие на кухню, были меньше, и Надежда ступала на них с осторожностью, стараясь не свалиться, и не скатиться вниз с шумом, словно мешок костей, пугая мышей, наверняка затаившихся где-то внизу, в темноте под лестницей.
Пройдя на кухню, Надя некоторое время стояла, рассматривая пыльные шторы, за которыми, по словам мужа, царили пыль, грязь и разный хлам. Старенький "ЗИЛ" тарахтел, наполняя комнату неожиданным уютом, словно пытаясь возвратить то прекрасное время, когда вся страна жила одним дыханием, пытаясь построить что-то величественно-недостижимое.
Мочевой пузырь заныл, напоминая о своем существовании. Надя мышкой юркнула в ванну, и облегченно уселась на старый унитаз, с пожелтевшим сиденьем. Плитка в ванной покрылась странным узором из мелких трещин и паутины. Напротив, на стене сиротливо притаилась простая деревянная полочка, сделанная, по крайней мере, четыре десятка лет назад. Надежда прищурилась — треугольная пластмассовая коробочка глауберовой соли, старый, засохший кусок хозяйственного мыла, окаменевшая мочалка, которой не пользовались, бог знает сколько — остатки прошлого, умирающие, в ожидании своей участи быть выброшенными на помойку.