Та боль казалась жалкой прелюдией по сравнению с той, что ожидала в проклятом кресле, с откидывающейся спинкой, и регулируемой высотой.
И рукоятка бормашины, с колесиками, что вращались с безумным жужжанием, казалась орудием пытки. Сережка был готов спорить на что угодно — в серых глазах доктора вспыхивали огоньки наслаждения. А сильная, уверенная рука направляла безжалостное орудие, стараясь причинить как можно больше боли, нарочито медленно, чтобы Сережка успел прочувствовать все величие этой изощренной пытки.
— О, малыш — шепчут губы, они шевелятся под маской, словно щупальца. — О, это такой кайф, ощущать, как под нажимом бура вздрагивает твое маленькое испуганное тельце. Потерпи немного, и ты узнаешь, какой сильной может быть боль!
Но это будет в другой раз, а сегодня, и Сережка чувствует это, все намного серьезнее. Они долго ждут доктора, который почему-то опаздывает. Наконец появляется он — высокий, в белом халате. На шее у доктора стетоскоп — он долго слушает, как дышит Сережка, поочередно прислоняет к спине и животу холодную металлическую бляшку.
Затем приходит очередь небольшого молоточка. Доктор водит им перед глазами, и Сережка послушно следит за молоточком. Доктор что-то пишет в тетрадку, которая лежит на столе. Тетрадка тоненькая — всего несколько листиков, это потом она станет много толще, обзаведется множеством страниц, исписанных неразборчивым медицинским почерком.
— У вас все в порядке. Не вижу никаких отклонений…
Сережка не знает еще, что означают эти слова, очевидно, что-то хорошее, судя по тому, как облегченно вздыхает мама. Но она тут же подхватывается, начинает быстро говорить. Сережка выхватывает обрывки фраз.
— …почти без сознания… упал, где стоял…
Доктор что-то отвечает. Сначала спокойно, затем все более раздраженно. Потом они уходят. Сережка провожает взглядом трехэтажное здание городской больницы, не веря своему счастью.
(Хей, парнишка — ты сегодня легко отделался, но на твоем месте я бы не сильно огорчался по этому поводу…)
Голос в голове, он бубнит тихонечко, и Сережке кажется, что это он разговаривает сам с собою. Это иногда происходит с ним, и Сережка уже привык к назойливому голосу, и старается не обращать на него внимания…
Картинки жизни — их много в альбоме. Перелистывая потертые страницы, стоит только увлечься — они запестрят в глазах, меняясь с невероятной скоростью, словно кадры кинопленки. Как разноцветная чепуха внутри трубы калейдоскопа, что образует причудливые рисунки, многократно отражаясь в зеркалах.
В тех далеких, манящих деньках было много всего — столько, что и не упомнить. Но если постараться, напрячь память, всегда можно откопать что-нибудь стоящее, интересное.