Совсем не место.
Копни глубже, не отвлекаясь на маленькие глупости, что застилают глаза.
Начни с начала, слушай голос существа, что живет в тебе, помогает тебе, подменяя боль и слабость, холодной решимостью.
Начни с начала, считай вслух, и пусть каждая цифра отзовется дьявольской болью в переломанных ногах.
— Раз… — прошептал Сергей, и оттолкнулся рукой от пола.
— Давай, малыш — одобрительно зашептало существо, прячась где-то во тьме погреба.
— Два… — он перенес вес тела на локоть, и начал разгребать землю, пачкаясь, раздирая пальцы о щебенку.
Боль заставила тихонько взвыть, сквозь стиснутые зубы. В глазах заплясали золотистые искры. Сергей зажмурился, он от этого не стало темнее. Боль рассыпалась роскошным веером искр, вела за собой в дивную страну забвения, в которую так легко попасть, но очень трудно, почти невозможно покинуть.
— Хей-хо, малыш — замерло в ожидании существо…
— Три! — Сергей набирал полные пригоршни земли, углубляясь, пытаясь добраться до того, кто жил там, в глубине, спал равнодушным сном, даже не догадываясь о том, что самое время растормошить это сонное царство, где в коробках из-под обуви хранятся секреты, а в шкафу живет существо, что так отвратительно причмокивает, катая в пасти маленькие глиняные горошины.
Что-то вздрогнуло, в темном, сыром помещении погреба.
— Четыре… пять…
Замерло в немом восхищении существо, и Сергей принялся быстрее раскапывать землю руками, понимая, что еще немного и…
Мир сдвинется, и покоренное пространство обречено вздрогнет, расширяясь, теряя привычные очертания.
Мир сдвинется, и время станет похожим на кисель, на студень, что вздрагивает в металлической мисочке каждый раз, когда ты дергаешь рукоятку старого холодильника, пытаясь открыть дверку.
— Шесть! — Запах гари усилился, и Сергей почувствовал, как первая капля крови скатилась по подбородку.
(Не все так плохо малыш, главное, что ты способен взять себя в руки, а это уже само по себе, что-нибудь да значит!)
— Семь — проскрипело вместе с ним существо.
Он углубился уже достаточно глубоко. Под пальцами зачавкало, и Сергей улыбнулся, чувствуя, как размазывается по пальцам, холодная глина.
Боль может быть сильной.
Настолько сильной, что кажется еще немного, и все потеряет смысл, останутся только боль и страх того, что эта боль никогда не прекратится, останется навеки, подменит собой все ощущения.
Боль может быть очень сильной, невероятно сильной.
От нее хочется кричать, выворачиваться на изнанку. Трогать небо руками, ползти по дорожке из битого стекла, слизывать шершавым языком металлическую стружку. Все что угодно, лишь бы не было ее — королевы-боли, холодной красотки с кровавыми губами и тяжелыми свинцовыми грудями.