Она заполняет тебя без остатка, проникает в каждую щелочку, в самые дальние уголки, о которых даже и не подозревал, не догадывался. Она похожа на мед, такая же тягучая, и даже в чем-то сладкая, но не так-то просто отмыться от нее, забыть про нее.
Вычеркнуть из жизни.
Растоптать, растереть в пепел.
Забыть навсегда, и никогда, никогда больше не возвращаться…
Стоя у холодного окна, наблюдать, как стекают по стеклу огромные черные капли. Подпевать осеннему дождю, царапая ногтем растрескавшуюся раму, с остатками краски.
Спускаться по лестнице, считая ступеньки. А под лестницей, где темно и сквозь щели в ступеньках можно рассмотреть, что творится там, вверху.
Слушать пение существ, замурованных в толще стен, и даже подпевать, ловя незамысловатую мелодию осенних снов. Улыбаться серебряной луне, что стыдливо заглядывает в окно.
Слушать, как скрипит дверка шкафа, и существо, живущее в нем, неторопливо выбирается наружу, чертыхаясь, царапая полировку, путаясь в белье, скрежеща зубами в радостном нетерпении.
И обжигающие скобы колодца — единственный путь наверх — кто сказал, что их всего четыре? Их бесчисленное множество, и одолеть каждую из них — уже само по себе маленький подвиг.
Карабкаться, веря в удачу, считая искорки, что обжигают сетчатку, плача, задыхаясь от боли, понимая, что там наверху никто не поможет избавиться от всего этого кошмара. Он останется с тобой, чтобы тебе было не скучно темными ночами, когда рядом сопит любимая проказница-женушка, и гудит обогреватель, и если прислушаться, можно услышать, как потрескивают обои на стене, а за окном поет сверчок.
И это тоже частичка твоей никчемной жизни, и было бы глупо разбрасываться всем этим, но вот только нет больше сил сдерживать дыхания, потому что крик, который вырвется из твоей груди, может оказаться настолько сильным, что голосовые связки станут кровоточащими лохмотьями, а сам крик и вовсе превратится в неровное шипение, или судорожный кашель.
Тебе страшно, детка? Прости, это всего лишь маленькие капельки пота на твоем лице. И стиснутые зубы, и налившиеся кровью глаза, лишь смутные терзания души, случайно попавшей в унисон с нескончаемой арией боли.
И твое нелепое мычание, лишь догадка, что боль никуда не уйдет.
Останется с тобой.
Надолго, а быть может даже навсегда.
Боль бывает разной.
Боль может быть очень сильной. Невероятной. Такой, что даже не верится, что все это, на самом деле, происходит с тобой. И даже тогда, когда сознание начнет растворяться в потоке этой обжигающей боли, даже тогда останется мысль, что все это неправильно, нелепо.