А потом он точно также нашел себя, лежащим на полу. Вот только в тот раз заботливая женушка (мать ее так!) укрыла теплым байковым одеялом, начисто позабыв подложить под голову подушку, и именно из-за этого первым чувством и тогда и сейчас была твердость деревянного пола, которую он ощущал опухшим лицом.
Это пробуждение казалось воскрешением из небытия.
Сергей царапнул пол, приходя в себя. На миг ему показалось, что ничего не было — переезда, встречи с глиняным божеством. Просто вчера он немного поднабрался, и теперь пора поднимать свой зад, и брести в ванную — приводить себя в порядок, чистить зубы, умываться, а потом плестись на работу, вдыхая запах сигарет, которым пропитана одежда.
(Нет, приятель, это все пустые надежды, от которых проку не больше, чем от старого прохудившегося башмака!)
То было так давно, что уже казалось чем-то древним, далеким. Он был уже не тот сопливый юноша, над которым могли потешаться сослуживцы, принимая в свою более взрослую компанию. Теперь он знал, что к чему, и сам мог решать, что будет лучше для него, для них всех.
(А ты точно знаешь, что будет лучшим сейчас для тебя самого, не так ли? Пока твоя женушка там, где ей самое место, неплохо было бы завершить то, ради чего ты здесь!)
Сергей чуть приподнялся с пола, и боль вернулась вновь. Он уже успел позабыть, какой она может быть, но теперь, когда воспоминания возвращались, накатывали волнами, Сергей вспомнил все.
Он застонал, а чуть позже заскулил, как умирающий пес.
Больно! Очень больно!!! Так больно, как только может быть больно в этом гребаном неправильном мире. И даже если скулить, суча ободранными ногами, чувствуя, как что-то теплое струится между ног, даже тогда не станет легче.
Сила глиняного божества ушла вместе с существом. И теперь, когда он лишился ее, он снова стал маленьким червячком в бездонном туннеле колодца, который извивается на самом дне, не желая умирать от боли и холода.
(Тогда ты был намного жестче, а сейчас наверняка от того стального стрежня, что был в тебе, осталась только ржавая труха, или я не прав, малыш?)
Что-то шевельнулось в темном погребе, и Сергей вновь ощутил присутствие божества там, в мире ржавых консервных банок и седой паутины. Он оскалился, чувствуя, как изо рта засочилась сукровица.
Что бы там ни шептало божество, он все еще оставался самим собой, и если все отвернулись от него, то это еще не означает что он готов сдаться.
— Я иду… — прошептал Сергей, и мир, что расплывался в глазах встал на место с оглушительным звоном.
— Давай, вставай — насмешливо пробормотали существа из стен. — Никто и не сомневался, что ты тот еще сукин сын!