(Не удивляйся, и не бойся — все будет хорошо…)
Просто показалось. Немного задремал на ходу, вот и память подбросила картинки из детства, чтобы сон и явь сплелись в один клубок. Бывает и такое, в конце концов. Так что парень, не дури — пей свое молоко, и не забивай голову глупостями, тем более, впереди еще много всего интересного.
(Пей это гребаное молоко, и не суй свой любопытный нос, куда не следует…)
А впрочем, все будет хорошо, малыш. Тебя ждет теплая постель, и ласковые сны, как в детстве, когда ты сопел в две дырочки, закутавшись в теплое одеяло так, чтобы выглядывал только кончик носа. А луна пела колыбельную, и ты вторил ей, посапывая в полусладкой дреме.
(Все будет хорошо…)
Сергей тихо засмеялся и отпил первый глоток.
Они ждали своей очереди на рассыпающихся ступеньках городского загса.
Надежда неприязненно рассматривала убогое здание бывшего кинотеатра. Кирпич местами осыпался, и загс являл собой превосходный образчик типично провинциального колорита. С одной стороны место, где навеки соединяются людские судьбы, с другой — разрушение и обветшалость. Подобный контраст действовал на нервы на меньше, чем затянувшееся ожидание — стерва регистраторша, удовольствовавшись традиционным подношением в виде бутылки шампанского и коробки конфет, умудрилась таки всунуть вне списка еще одну венчающуюся пару.
Теперь приходилось толпиться дружной оравой у щербатых стеклянных дверей, ожидая, когда, наконец, можно будет отдать дань традиции, и подтвердить парой росчерков согласие на взаимное счастье.
Приглашенные гости перешептывались, разбившись на кучки, обсуждая друг друга, молодых, да и просто все на свете. Надежда поправила платье, и оглянулась. Сергей стоял чуть поодаль, сжимая букет с цветами.
Наконец-то стихла торжественная музыка, и счастливая пара выпорхнула из загса. Суетился маленький бородатый фотограф, который, сильно картавя, не то от волнения, не то от усердия, расставлял приглашенных гостей, чтобы выбрать, на его взгляд, наиболее удачный ракурс.
Из-за стеклянной двери выскочила разряженная, словно рождественская елка, регистраторша, с неестественным макияжем, на неправдоподобно высоких шпильках. Она потащила молодых делать фотографии у зеркала, (еще одна нелепая традиция), предварительно наказав гостям, занимать места в зале для торжеств.
В специально отведенной комнате эта нагримированная особа (типичная сука — почему-то сразу решила Надежда), провела короткий инструктаж. Распределила роли, бегло описала предстоящую церемонию.
Зал представлял собой довольно просторное помещение. Впереди на небольшом помосте-сцене, сантиметров двадцать высотой, стояло разбитое пианино, за которым примостился учитель городской музыкальной школы, зарабатывающий таким образом дополнительный доход, а также располагался стол регистратора. Сразу за сценой, притаилась скромная, малозаметная дверца, выходящая в комнату инструктажа, в которой сейчас и находились молодые.