Наконец задыхавшийся от такого бега Серпухин остановился, полез в карман за сигаретами.
— Ладно, хватит, давай передохнем!
— Ась? Чего говоришь? Отдыхать? А на кол не хошь? — Мужичишка воровато зыркнул по сторонам, но тоже встал, перевел дыхание.
— Куда это ты меня завел? — огляделся Серпухин.
— Куда, куда — на кудыкину гору! — огрызнулся провожатый. — Экий ты любопытный, все хочешь знать. Место это со старинных времен Занеглименьем зовется, потому как за рекой лежит, за Неглинной. Здесь вокруг, — повел он рукой, — кислошники живут, ихний посад. Ткани на продажу делают.
Слышь, запах какой стоит, аж с души воротит? А там дальше, — мужичок мотнул головой в сторону Бульварного кольца, — калашники селятся. Калачи-то небось уважаешь, ежели с медом и с коровьим маслицем!
Мокей щелкнул зажигалкой, выпустил в холодный влажный воздух облако дыма.
— А звать тебя как?
— Звать-то?.. А тебе зачем? — Мужичишка втянул носом сигаретный запах. — Шепетухой кличут! Голос у меня сиплый, простуженный, и шепелявлю я маленько, вот и прозвали… — Вдруг попросил: — Слышь, дай попробовать!
Закурив, Шепетуха тут же закашлялся, сигарету подносил к вывернутым на африканский манер губам с сознанием собственной значимости. Подытожил впечатление:
— Лучше вина разбирает, аж голова кругом пошла!
— Слушай, а этот, который чернец, чего он к бабе-то полез под подол? — поинтересовался в свою очередь Мокей.
— Ась? К бабе-то? А чежь к ней не полезть, коли она баба? — Мужичишка мелко захихикал и пояснил: — Государю все дозволено, он на то и государь! Мы все его рабы, чего пожелает, то с нами и сотворит…
Серпухин снова полез чесать затылок:
— Выходит, сам Иван Грозный?..
— И так его тоже величают, Иван сын Василич… — Казалось, мужичонка еще что-то хотел добавить, но, видно из осторожности, сдержался. Заметил только, как бы между делом: — А ловко мы ушли, а? — посмотрел на низкое небо, с которого начинало накрапывать. — Сам-то откель будешь?
Окончательно пришедший в себя Серпухин передразнил:
— Откель, откель, — отсель! Местный я, из москвичей…
— Ври больше! — не поверил мужичок. — Немец ты али аглицкий купец, я по прикиду соображаю. К нам-то чего пожаловал?..
Пытавшийся осмыслить ситуацию, Серпухин отмахнулся:
— Надобность была, не твоего ума дела!
Шепетуха с сожалением бросил в грязь докуренный до фильтра окурок и наступил на него сапогом.
— Слышь, ты бы чарочку мне поставил, а? Как-никак, я тебя от верной погибели спас…
Несмотря на неопределенность ситуации и полную непредсказуемость будущего, предложение Серпухину понравилось. Он весь как-то даже оживился и не без вожделения потер руки.