Давно уже покинул Мокей смердящие лицемерием коридоры власти, но чувство это его не только не оставляло, но ширилось и набирало силу. В карманчике у сердца он нес клочок бумаги с нацарапанным Крысей в спешке телефоном, а вечером!.. Но до вечера еще предстояло дожить и не сойти с ума от счастья. Время тянулось медленно, так что десять раз можно было успеть забежать домой, достать из тайника припасенные на черный день деньги и, купив цветы, оказаться в условленном с Крысей ресторанчике. А пока так приятно было понежиться на припеке и помечтать…
Двигаясь, словно в потоке блаженства, Серпухин добрался до Александровского сада и опустился на одну из пустовавших скамеек. «Как же хорошо, — думал он, подставляя лицо солнечным лучам, — как весело и славно жить и знать, что впереди тебя ждет счастье…»
«Как же хорошо, — думал Мокей, — как весело и славно жить, зная, что впереди тебя ждет радость встречи с любимой. Как умно и тонко устроено все в природе: стоило обнаружиться на горизонте пустоте бытия, как в жизнь танцующей походкой вошла милая Крыся…»
Такие мысли, одна приятнее другой, навевали состояние благостности и согласия с собой… как вдруг в безмятежный мир вошло нечто совершенно новое, причем жестокое и уж точно не дружественное. Плохо понимая, что происходит, Серпухин попытался отмахнуться от этого вторжения, но что-то твердое и острое продолжало чувствительно его беспокоить.
Мокей открыл глаза. Перед ним за неширокой рекой возвышалась знакомая с детства стена Кремля, на фоне которой стояли две фигуры в длинных кафтанах и высоких, заломленных набок шапках. Один из стрельцов и тыкал его концом бердыша в бок.
— О господи, опять!
Серпухин застонал и в надежде, что видение исчезнет, поспешно закрыл глаза. «Это всего лишь галлюцинация, — повторял он про себя, — я чертовски устал, но сегодня все в жизни изменится. Не может же быть, чтобы кошмар повторился именно тогда, когда мне наконец улыбнулось счастье…»
Оказалось, еще как может! Глумливо улыбаясь, стрельцы принялись пинать Мокея сапогами. От этих неласковых прикосновений по телу Серпухина пробежала волна боли, и он содрогнулся от страшного предчувствия. С неожиданной энергией Мокей вскочил с земли и без размаха ударил ближайшего к нему мучителя ногой в пах, но тот, словно этого ждал, ловко увернулся. Резким движением повалил Серпухина и больше себя уже не сдерживал.
— Изловили сокола, — приговаривал он, стараясь побольнее приложить Мокея каблуком, — тепереча никуда не денется!
— Охолони, Хавроша, — унимал его второй стрелец, помогая страстотерпцу подняться с покрывавшей берег Неглинной травы, — сказано, до смерти не прибивать!