— Не надо ждать, пока суп совсем остынет, Руфь, — сказал Боббо таким тоном, будто она всю жизнь подавала ему остывший суп.
— Там шерсть! — только и смогла вымолвить Руфь.
— Собачка домашняя, чистенькая, — сказала Бренда. — Нас это нисколько не смущает, правда, Энгус?
— Само собой, — сказал Энгус, которого это еще как смущало. В детстве Боббо без конца приставал, что хочет собаку, но Энгус сумел этому воспротивиться.
— Неужели ты даже этого не можешь — приготовить суп так, чтобы не выкупать в нем собаку? — Зря он это сказал, он сам понял, что зря, едва закрыл рот. Он, правда, старался следить за собой и не говорить Руфи «неужели ты даже этого не можешь», но эти слова почему-то сами срывались у него с языка всякий раз, когда он был ею недоволен, то есть в последнее время все чаще и чаще.
У Руфи на глаза навернулись слезы. Она схватила со стола супницу.
— Я процежу! — сказала она.
— Прекрасная мысль! — одобрила Бренда. — Процедить, и все дела!
— Поставь суп на место! — заорал Боббо. — Не сходи с ума, Руфь! Из-за чего весь сыр-бор? Подумаешь, три собачьи шерстинки. Вылови их, и все!
— А вдруг они не от собаки, а от морской свинки? Эта тварь бегала по буфету. — Морскую свинку она не любила больше всех их домашних животных, которых завели ради детей. У зверька были противные, глубоко посаженные глазки и толстый загривок. Она усматривала в свинке сходство с самой собой.
— Ты просто устала, — сказал Боббо. — Переутомилась, иначе ты бы не говорила такой чепухи. Сядь на место!
— Не трогай ее, сынок, — сказала Бренда. — Хочет процедить — пусть процедит.
Руфь успела уже дойти до двери. Но там, передумав, она обернулась.
— Устала, не устала — можно подумать, ему до этого есть дело! — сказала Руфь. — Да он теперь двух минут обо мне не думает. У него голова занята только одним — Мэри Фишер. Слыхали про такую? Романы пишет. Любовница его.
Боббо был поражен этим коварством, этим, прямо скажем, гнусным предательством — и в то же время ему словно бы даже стало легче: на Руфь ни в чем нельзя положиться. Так он и знал.
— Руфь, — сказал он, — как тебе не стыдно? При чем тут мои родители? С какой стати ты их втягиваешь в наши семейные проблемы? Им-то что за дело до всего этого? Ты бы хоть стариков пожалела, помочь они все равно ничем не могут. Постыдилась бы!
— Постой, постой, мне очень даже есть дело до всего этого, — сказала Бренда. — Твой отец не позволял себе ничего подобного, уж не знаю, где ты этому научился.
— Прошу тебя, мама, не лезь в мою жизнь! — сказал Боббо. — Не тебе читать мне нотации. Если на то пошло, у меня и детства-то нормального не было.