Начался дождь, быстрый весенний ливень. Воздух дрожал, тротуар стал скользким. Моя мать приостановилась у мастерской, потом зашла внутрь. Это была кожевенная лавка. Заглянув в окно, я увидела, как мать разговаривает с женщиной, которая работала там. Мать вынула брошь с жемчугами, которую во время ухаживания подарил ей отец. Женщина положила брошь на зуб и прикусила, чтобы проверить — настоящее ли золото. Золото было настоящее. Повсюду в лавке стояли чаны, в чанах кипела жидкость разного цвета, жутко воняло кожей. Я зажала рот и нос ладонью, чтобы не задохнуться. В этом месте пахло смертью, все было связано со смертью.
Мать вышла с пакетом, за который так щедро заплатила. Это была отрава. На матери, несмотря на теплый вечер, было черное платье. Она носила его так, словно оно служило ей доспехами, щитом и мечом. Дождь смыл жуткий запах кожи. На мой день рождения мать испекла мне шоколадный торт с сахарными цветами. Она сказала: десять лет — особенный возраст для девочки, возраст, от которого зависит, как сложится ее дальнейшая жизнь. Для меня десять лет означало вот что: я не буду сидеть на скамейке и ждать, что случится дальше. Я никогда не буду обводить взглядом толпу в поисках того, кто меня спасет.
Я шла следом за матерью, но осталась во дворе, когда она вошла в наш дом. Я подглядывала в окно и видела, как она открыла пакет и высыпала его содержимое в стакан. Мой отец любил, вернувшись вечером домой, крепким напитком запить все выпитое ранее в таверне. Я сидела под горчичным кустом. Мне нравился горьковатый запах его листьев. Я посмотрела на свои ноги, чтобы определить — похожи ли они на ноги взрослой женщины. Возможно, отец принял меня за чужую женщину в тот вечер, когда я пыталась защитить мать от него, и потому посмотрел на меня такими глазами. Возможно, потому он сказал какие-то слова, которые я плохо поняла. Мать часто повторяла, что отец падок на женщин. Может, он забыл, сколько мне лет?
Я сидела скорчившись, сумерки сгущались. Тень скрывала меня, и я чувствовала себя в безопасности. На несколько минут я даже позабыла о нашем положении. Я засмотрелась на муравейник, в котором без устали суетились муравьи, возводя и укрепляя свое жилище. Когда отец возвратился домой, подали голоса первые весенние сверчки. Издалека он выглядел как богатый человек после рабочего дня. Мать сидела на кухне. Она не побежала ни в погреб, ни в туалет. Она была прекрасна, спокойна и уверенна. Тогда-то я и догадалась, что она хочет убить его. Раньше она всегда пряталась от него. Он переступил порог. Он был как торнадо. Он вытворял с матерью такое, о чем я не могу говорить, прямо там, на кухне. Она не кричала и не пыталась защищаться. Он бил ее своим ремнем, вот почему у нее на лице шрам. Это отметина того дня.