- Пилипенко Тамара Осиповна, дежурная. По какому вопросу к нам прибыли?
- Я приехал по письму вашей заключенной Трубициной Екатерины Павловны. Хотел бы с ней побеседовать.
Стоило мне лишь назвать фамилию Трубициной, как ее круглое курносое лицо с двойным подбородком выразило неподдельный страх, затряслось, будто свиной студень, глаза забегали, забегали и остановились на висевшем на стене портрете Железного Феликса.
- Подождите. Я счас! - проговорила она и, покачиваясь, словно утка, заторопилась из дежурки.
Поведение дежурной показалось довольно странным. И я понял, что и здесь уготован очередной сюрприз.
Ждать пришлось минут десять. Но вот в комнату вошла высокая и стройная женщина лет тридцати в форме капитана. Ее темно-карие, почти черные глаза смотрели на меня доброжелательно и, как мне показалось, виновато. Она четко и красиво козырнула.
- Старший оперуполномоченный колонии Колдобина Виктория Валентиновна. Разрешите ваше удостоверение?
Она мельком ознакомилась с удостоверением, вернула.
- Вы не возражаете, Андрей Петрович, если мы пройдем в мой кабинет? указала она рукой на дверь.
Я не возражал. Пройдя по узкому темному коридору метров десять, мы оказались в небольшой, убогой, впрочем, как и все здесь, комнатушке с проплешинами линолеума на полу, с грязным потолком. Все ветшает и приходит в упадок. Выберемся ли мы когда из того дерьма, в которое угодили по вине политиков? И вновь я себе удивился. Прежде подобные вопросы не возникали в моей беспечной головушке. Хотя и в культуре, чем мне приходится по воле случая и капризу главного заниматься, дела обстоят не лучшим образом. Видимо, со мной действительно происходило что-то весьма и весьма странное.
- Присаживайтесь, Андрей Петрович, - указала Колдобина рукой на стул. Дежурная сказала, что вы приехали по письму?
-Да.
- Оно у вас с собой?
Я достал конверт, протянул ей. Она вынула письмо, развернула, стала читать.
- Так вы писатель?! - удивилась.
- Да так... Скорее сочинитель. Пописываю детективы, - скромно ответил.
По мере того как Колдобина читала, лицо ее все более и более хмурилось. Затем она подняла на меня строгие и печальные глаза.
- Дело в том, Андрей Петрович, что Трубицина сегодня ночью повесилась.
- Не может этого быть! - закричал я, вскакивая. - Она не могла этого сделать!
У меня было такое впечатление, что меня шандарахнули из-за угла чем-то тяжелым по голове.
- К сожалению, это так, - тяжело вздохнула Виктория Валентиновна. Дежурная в пять утра обнаружила ее в туалете. Повешенной...
- Не могла Трубицина покончить с собой! Не могла! - сказал я убежденно.