- За сигаретами бегал. Что стряслось, Андрей? Я рассказал Шилову все, что минуту назад поведал Олегу.
- Почему ты решил, что убийца именно тот гигант в домино? - спросил он.
- А почему же он бежал сломя голову?
- Ну мало ли.
- Он едва не сбил меня с ног. Я уверен, что именно он убил.
- Хорошо. Эта информация будет в завтрашней газете. Будь здоров! Роман положил трубку.
В это время я услышал, как за моей спиной открылась дверь и прозвучал приятный баритон:
- Это ты, Веня?
- Угу, - пробурчал, понимая, что меня принимают за Струмилина. Видно, мужчина слышал мой разговор по телефону и знал, что именно Струмилин приглашен на юбилей.
- Скажи, Веня, откровенно, за что ты убил Шипилина?
От этого вопроса я едва не проглотил трубку. И было от чего. Не оборачиваясь, глухо спросил:
- Шутишь?!
- Ну, не ты конкретно, но кто-то из твоих парней наверняка. Ты это сделал по приказу Самого?
Может быть, мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит и какое отношение к убийству Шипилина имеет добродушный и флегматичный Веня? Да нет, бред какой-то! Подражая Струмилину, ответил:
- Ну ты, блин, вооще! - И направился к двери.
- Постой, разговор не окончен, - окликнул меня мужчина.
"Опасность!" - щелкнуло в мозгу. Я понял, что пора уносить ноги, и чем скорее, тем лучше.
- Да пошел ты! - И я пулей вылетел из кабинета. Не знаю, гнался ли кто за мной, но только струсил я здорово и определенно побил все свои предыдущие рекорды бега с препятствиями. Опомнился лишь на автобусной остановке. Огляделся. Вроде никого. Мои впалые бока раздувались, как кузнечные мехи. Отчего-то вспомнился недавний телефонный разговор с Романом. Никогда не видел, чтобы он бегал за сигаретами. Дурацкое объяснение, если не сказать больше. Здесь что-то явно не то. Я мысленно попытался одеть своего друга в домино. Получалось, что тот громила злодей и Роман похожи, как сиамские близнецы. Да нет, глупости, конечно, надо быть полным идиотом, чтобы такое подумать. А Струмилин? Каким образом он может быть во всем этом замешан? А ведь Веня и Роман последнее время о чем-то часто секретничали. И я вновь прибег к помощи латыни. Нихиль эст ин интэллекту, квод нон фуэрит приус ин сэнсу (Нет ничего в уме, чего бы не было раньше в ощущениях). А ощущения мне подсказывали, что надо крайне осторожно ворошить это дело.
Дома я не обнаружил жены, зато на кухонном столе увидел ее записку.
"Андрей! Извини, но я так больше не могу. Наша совместная жизнь давно превратилась в пытку. Думаю, что и ты это понял. Я ушла к отцу. Никаких претензий - ни моральных, ни имущественных, ни прочих - у меня к тебе нет. О разводе я похлопочу сама. Будь счастлив! Марина".