Машина миновала станции очистки воды, разросшиеся вокруг окраин Александрии города-спутники и оказалась в прохладе пустыни. На темнеющем горизонте, словно первобытные светильники, показались факелы нефтеперегонного завода, и я успокоился. Над несущейся вперед машиной отверзся зев слепого неба, и я вспомнил, как Изабелла любила подобные вечера.
Лондон, июнь 1977.
Подернутое дымкой английское солнце поразило после ослепительного блеска Египта. Я ехал из аэропорта Хитроу через промышленные районы, предместья Большого Лондона, Чизик с его огромными викторианскими домами и садами, в толкотне Шефердз-Буш, мимо рядов пансионов на Ноттинг-Хилл, пока не оказался в Западном Хампстеде. Пригородный пейзаж вернул меня к запахам, видам и звукам Англии.
Я вышел из такси. Откуда-то доносились едва различимые звуки регги и пение птиц, воздух был пропитан влагой, как обычно в начале лета, создавая атмосферу тягучей чувственности, удивлявшую даже лондонцев. Наша квартира располагалась на верхнем этаже викторианского дома. Шторы были задернуты. Глядя на окно, я представил, как их раздвигает Изабелла и, как всегда, когда ждала меня из поездок, всматривается в улицу с озабоченным лицом. Однако шторы остались закрытыми, и у меня от горя едва не подкосились ноги.
— Приятель, ты в порядке? — высунулся из машины таксист.
Я кивнул и повернулся взять чемодан. Машина отъехала, а я, пока нес свой багаж по тротуару, заметил в маленьком садике перед домом двойняшек из соседнего подъезда — один равнодушно ковырял в носу, другой чесал покрытое струпьями колено. Дети недавно разведенной пары. Их работающая мать редко бывала дома, и Изабелла время от времени приглашала мальчиков в нашу квартиру и угощала чаем с рахат-лукумом, который присылала ей из Египта Франческа.
— Мистер Уарнок! — закричал, свисая с ворот, Стенли, старший из братьев. На его преждевременно повзрослевшем, осунувшемся лице появилась недоуменная мина. Я нехотя повернулся — этого момента я боялся больше всего.
— Где Исси? — Его голос звенел беспокойством. — Вы ведь не расстались, не развелись? Правда?
— Стенли, я только что из самолета, летел очень долго…
— Она от вас ушла? — К брату на воротах присоединился Альфред, и оба смотрели на меня с явным осуждением. Их не по годам развитые, не доверяющие ничему взрослому светлые головки были наголо обриты.
Я колебался. Братья обожали Изабеллу. Она даже научила их нескольким итальянским словам. И они, завороженные ее энергичными жестами, повторяли за ней с ужасающим северолондонским акцентом: buon giorno, buona sera, arrivederci.