Тщательно запаковав астрариум, я поставил его на пол в альков. Не раздеваясь, лег на жесткий матрас и уставился в сводчатый потолок. Мысленно я прикидывал, какие существуют научные методы измерения колебаний магнитных свойств артефакта. Вспоминал виденные части механизма и пытался представить в уме его схему, но ничего разумного не выходило. В голове зазвучали последние слова настоятеля, и я подумал, сумела ли Рэйчел попасть на тайную встречу, о которой ей кто-то намекнул. Что это — очередная мирная инициатива? Древнее общество, в котором я оказался, впитало в себя столетия войн и интриг. И мир представлялся здесь чуть ли не чужеродным понятием. Я устал до ломоты в костях, но глаз не смыкал. Метался и вертелся на матрасе, пока все-таки не забылся тревожным сном.
Проснувшись утром, я понял, что пропустил завтрак. Умылся в тазике и поставил астрариум в шкафчик под умывальник. Спрятавшись за стенами монастыря, я почувствовал себя в большей безопасности и ощутил, как постепенно уходят тревоги вчерашнего вечера. Покинув келью, быстро миновал сводчатые прохладные коридоры и оказался во дворе на ослепительном белом свете. Прямо передо мной стоял собор Святого Бишоя — впечатляющее нагромождение куполов песчаного цвета. Справа от высокого арочного входа располагались четыре арки меньшего размера, с витражами от фундамента до крыши. Я обогнул храм, миновал главный двор, развалины мельницы, голубятню и колодец. Дальше шел сад с рядами гранатовых кустов, оливковыми деревьями и разнообразными овощами. Несколько молодых монахов рыхлили землю и сажали растения. Я спросил у одного из них, где можно раздобыть что-нибудь поесть. Он улыбнулся, сорвал гранат и бросил мне. Затем с сильным деревенским выговором предложил зайти в трапезную — иногда там кормили опоздавших к завтраку старых монахов.
В трапезной я сел за стол, залитый светом из застекленного куполообразного потолка. Молодая крестьянка с широким, на удивление ничего не выражающим лицом поставила передо мной миску с рисом. Напротив, медленно пережевывая пищу, завтракал древний монах. Он на секунду замер, тяжелая оловянная ложка застыла в воздухе, монах пристально посмотрел на меня. Я попытался улыбнуться, гадая, не он ли и есть отец Мина. Послышался звук: что-то между возмущенным возгласом и кашлем, и старик продолжил свою мучительно неспешную трапезу. Рис оказался сильно пересоленным. Я выплюнул почти целую ложку и по-арабски попросил у крестьянки меда. Но она, не обращая на мои слова ни малейшего внимания, продолжала складывать стопками тарелки.