Рюкзак я поставил на небольшом плоском пятачке за валуном и ударил каменистую почву кайлом.
— Что ты делаешь? — заволновалась Рэйчел.
— Копаю.
— Зачем?
Я вынул астрариум из рюкзака.
— Оливер, ты не можешь его зарыть — это бесценная реликвия.
— Так пусть его лет через сто найдет кто-нибудь другой, чтобы он портил жизнь ему, а не мне.
Рэйчел, негодуя, стала спускаться к джипу. А я смотрел вниз, злясь на упрямство американки, на себя, на камни под ногами. С земли на меня уставился маленький скорпион. Задрав хвост с ядовитым шипом, он напоминал Давида, готового броситься на Голиафа. Я не решился его убить, и секундой позже скорпион шмыгнул под камень. Вонзив кайло в землю, я почувствовал, как удар отдался в руках.
Часом позже я бросил в яму последнюю лопату песка. Теперь астрариум лежал на глубине не меньше двух метров. Меня омыло громадное чувство облегчения, свободы, и я понял, что волен распоряжаться собой. Впервые за последние недели испытывая прилив оптимизма, я присоединился к Мустафе и стал помогать ему с измерениями. Рэйчел фотографировала окрестности. Над горизонтом, словно вездесущее око, висел огромный красный шар солнца.
— Ну как? — спросил я.
— Вечность. Первобытная стихия. — Она решила не продолжать наш прежний спор.
— Пустыня не вечна. Изменения в ней не так заметны, но без них не обходится.
— Если бы не деятельность человека, можно было бы почти увидеть, как разворачивается вспять история. И почти поверить, что время не линейно.
— Может, так оно и есть. — На мгновение я поверил в то, что сказал.
— Оливер, ты действительно считаешь, что, закопав астрариум, ты лишил его силы?
— У меня ощущение, что нефтяное месторождение показалось на свет благодаря ему, небесному ящику, сдвигающему землю, море и небеса. Безнадежно рискованная ставка, но я подумал, может быть, здесь, в пустыне, откуда он возник и где его законное место упокоения, астрариум потеряет хоть часть своей силы. Больше ничего придумать не могу. Я утратил присущее мне логическое мышление. Будем надеяться, попытка окажется удачной. Иначе тебе придется писать мой некролог.
Из пустыни, предвещая ночь, повеял ветерок.
— Надо возвращаться, пока не стемнело! — крикнул от джипа Мустафа и принялся собирать оборудование. Отряхнув с рук пустыню, я побежал ему помогать.
Была почти ночь, когда охранники открыли большие ворота из металлической сетки и мы въехали на территорию лагеря Абу-Рудейс. Блики огней на буровых в море желтыми пятнами отражались в черном зеркале воды. В знакомой обстановке, где я знал, как себя держать, мне стало значительно легче. Поставив джип у своего домика, я вылез из-за руля и почувствовал, как меня окутывает дружеская атмосфера лагеря. Радио в соседнем домике играло музыку диско, в воздухе явственно пахло сожженным топливом, по всей территории тянуло из сборников бурового раствора. Втянув носом эти обонятельные признаки нефтяного месторождения, Рэйчел поморщилась. А я, наблюдая за ней, рассмеялся.