Сфинкс (Лирнер) - страница 299

Он снова заговорил, и его голос приобрел уверенность и силу.

— Я так и не отблагодарил вас за возвращение астрариума.

У меня голова пошла кругом. На мгновение мне показалось, что я ослышался.

— Вы о чем? — От смущения и удивления я позабыл о вежливости. Кто он такой, этот Именанд? Откуда знает об астрариуме? У меня возникло странное ощущение, что в этой точке — здесь и сейчас — сошлись все линии моей жизни. Старик с явным усилием приподнялся.

— Оливер, у нас нет времени ходить вокруг да около. — Из его горла вырывался хрип, пальцы дрожали. — Не важно, поверите вы мне или нет, но я обязан вам все объяснить. Это будут последние кусочки головоломки, выходящей далеко за пределы ограниченного человеческого понимания. Астрариум хранит в себе еще одну тайну. Будьте добры, Оливер, отбросьте свой скептицизм. Окажите эту услугу умирающему.

Именанд в изнеможении упал на подушки. Опасаясь, что вопросы могут приблизить его конец, я просто кивнул:

— Слушаю.

Старик тяжело вздохнул. И начал рассказ:

— У Нектанеба было много женщин, много жен, но больше всех остальных он любил одну — Банафрит. Она была не только его верховной жрицей, но и выдающимся астрономом и астрологом, с ней советовались величайшие инженеры Греции и Вавилона. Тогда изваяли ее статую — сфинкса, который дожил до наших дней. Полагаю, вы уже видели его двойника на дне Александрийской бухты среди развалин того, что некогда было великолепным городом.

Я повернулся к статуе сфинкса и узнал благородную горбинку носа, высокие скулы, характерный овал лица. Изваяние было точным подобием того сфинкса, что покоился под водой и убил мою жену. Но статуя, что теперь находилась передо мной, не несла на себе следов разрушения. Казалось, ее высекли только вчера. Черты ясные и четкие. Я повернулся к кровати. И, потрясенный, внезапно понял, как лежащий передо мной старик похож на каменное изваяние. Он был его мужской, более тяжеловесной версией, но ошибиться я не мог. Меня прошибла дрожь. Именанд, заметив мое состояние, слегка улыбнулся. Сделал над собой усилие и продолжил рассказ:

— Это было так давно, но свежо в памяти, будто случилось вчера. Фараон любил свою жрицу сильнее собственной жизни, больше своего права помазанника Божьего. Но поднялся мятеж — жрецы, министры и даже кое-кто из армии тайно сговорились с персами. Заговорщики решились на убийство царя. Слух об этом дошел до Банафрит, хотя сам Нектанеб находился в неведении. В день планируемого убийства жрица оделась двойником фараона и скрыла лицо под царской золотой маской.