— Несколько недель означает много денег. Плохо для моей страны.
После того как в 1956 году президент Насер национализировал нефтяную промышленность, он настоял на том, чтобы в отрасли работали египтяне, вытеснив рабочих из Италии, Франции и Греции. Но после его внезапной смерти от инфаркта в 1970 году президент Анвар Садат снова начал проводить политику открытых дверей. И моя работа на «Геоконсалтанси» была в русле этой политики. Меня привлекла Александрийская нефтяная компания, чтобы я дал оценку, есть ли смысл бурить южнее существующих нефтеносных районов и искать пласты на большей, еще не разведанной глубине. Здешний ландшафт стал моей второй натурой — местом, где душа испытывает алчущее возбуждение. Я читал местность, как слепой — шрифт Брайля. Меня прозвали лозоходцем, и у меня была репутация лучшего геофизика в отрасли, известного своим даром находить нефть. Но от этого прозвища мне становилось не по себе — вроде бы я обладал неким мистическим талантом. А на самом деле просто руководствовался скрупулезным научным расчетом, но, с другой стороны, не боялся идти на риск, которого пугались многие другие.
После шести месяцев работы мне с помощью Мустафы удалось убедить компанию, что заняться новым нефтеносным районом — это оправданный риск.
Грохот взрыва еще звучал в ушах, но сердцебиение постепенно успокаивалось. Я обернулся и вгляделся в горизонт. Из-за пыли море казалось угольно-черным, и случайные отблески отмечали верхушки темных волн. Небо отливало мутно-оранжевым. Нефтяные платформы в море, эти острова индустрии, напоминали брошенные корабли с гигантскими личинами на носу. Этот вид неизменно меня вдохновлял. Я понюхал пальцы — они пахли дымом и горящей нефтью. Выброс навеял мне разные мысли. Прежде всего об Изабелле. Во время нашей последней встречи мы поссорились и больше не разговаривали. Когда, спасаясь от разбушевавшегося пламени, я бросился на землю, мне вдруг показалось, что у нас не будет шанса помириться. От сознания, что мы никогда больше не увидимся, я пришел в отчаяние.
Геологи-нефтяники много времени проводят в одиночестве, анализируя сейсмологические данные или изучая на месте буровые пробы. Развивается некая самодостаточность. Собственная кровь все настойчивее шумит в голове, и в конце концов перестаешь слышать других. Но после пяти лет брака я сросся с Изабеллой. Мы были одной породы и одинаково восхищались тем, как история уходит в глубь земли, где таятся следы и ключи прошлых цивилизаций. Изабелла работала морским археологом, ее полями охоты были долины и горные кряжи морского дна. И теперь, проезжая по восточному берегу Суэцкого канала, я гадал, неужели она продолжает свои подводные изыскания даже после того, как мы с ней из-за этого так яростно поспорили. Жена искала древнее устройство, астрариум