Но сапожникъ онъ былъ плохой. И онъ не только не могъ шить новую обувь, но и починку сколько нибудь сносную не въ состояніи былъ сдѣлать. Новому ремеслу учился онъ у голода и безработицы. И все же осенью и зимой дѣла его шли недурно: было много починокъ. Весною благополучіе начало увядать, а лѣтомъ исчезло совершенно. Къ отсутствію подошвъ, къ разверстымъ носкамъ сапога значительная часть населенія относилась въ теплые дни съ такой желѣзной невозмутимостью, что оправдать существованіе въ городкѣ «латыжника» не представлялось никакой возкожности.
Въ лѣтніе мѣсяцы, вслѣдствіе этого, Абрамъ дѣлался лишнимъ человѣкомъ. И дѣлаясь лишнимъ человѣкомъ, онъ превращался въ негоціанта. Бралъ въ руки длинную палку, перебрасывалъ черезъ плечо мѣшокъ и отправлялся гулять по городу.
Въ мертвые, знойные дни, когда городокъ погружался въ безмолвіе соннаго млѣнія, и носились въ немъ, по землѣ и надъ домами, желтыя тучи горячей пыли, унылый и разслабленный бродилъ онъ по улицамъ, съ утра и до вечера, постукивалъ палкой въ заросшія калачиками и крапивой ворота; и подъ злобный лай разбуженныхъ собакъ, хрипло и съ опаской, вытягивалъ:
— Старрр'вещь п'кпаемъ!
И часто изъ-за запертыхъ воротъ доносился лѣнивый отвѣтный голосъ:
— А новыя крадемъ… Ступай, ступай отсюда, Иродъ, — маршъ!
Эту свою торговую дѣятельность Абрамъ очень не любилъ. У него совсѣмъ не было тѣхъ универсальныхъ познаній въ товаровѣдѣніи, которыя необходимы каждому уважающему себя старьевщику… Въ сапогахъ онъ толкъ зналъ. Сапоги уму его говорили ясно и внятно. Окинетъ онъ сапогъ проницательнымъ окомъ, пальцемъ въ одно-другое мѣсто ткнетъ — и готово!.. Всѣ достоинства, всѣ изъяны товара опредѣлены точно и правильно, и правильно опредѣлена стоимость его. Ошибки не будетъ. А ружье съ отломаннымъ дуломъ, тетради нотъ, аппаратъ для выдѣлки сельтерской воды, или отъ треуголки футляръ… какъ тутъ во всемъ этомъ разберешься?
И стоитъ, бывало, негоціантъ Абрамъ, розовый, атласный корсетъ въ глубокомъ раздумьѣ туда-сюда вертитъ, и никакъ не можетъ рѣшить: грошъ этому инструменту цѣна, или же, напротивъ того, и цѣлый полтинникъ за него отдавши, все еще гривенникъ барыша на товарѣ наживешь.
— Прямо несчастье, — кряхтѣлъ онъ, запутавшись въ какой-нибудь предательской сдѣлкѣ: — я знаю!.. Тутъ надо имѣть голову министра.
И ждалъ онъ, ждалъ съ нетерпѣніемъ и тоской, осенней слякоти и холодовъ, ждалъ свѣтлой поры, когда бѣганію босикомъ настанетъ конецъ, когда подъ оголенной, намокшей акаціей у ветхой синагоги снова можно будетъ установить вѣрную табуретку верстачекъ, и когда изъ многочисленныхъ, кривыхъ, вросшихъ въ землю домишекъ опять станутъ приносить въ нему изувѣченные сапоги и разваливающіяся на части калоши…