Я кивнул, распахнув пиджак, продемонстрировал кобуру. Верхоланцев вздохнул и сделал отмашку рукой. Я уселся на диван перед столиком, бездумно листая книгу. Дверь распахнулась, влетел Мельгунов. Увидев меня, он скривился и манерно продекламировал:
— Франко, как ты посмел явиться сюда?!
Я медленно подошёл к камину, повертел в руках безделушки, выставленные на полке.
— Винченто, не ты меня пригласил, а дон Марчиано.
— Я знаю, зачем ты пришёл. Испортить нам настроение своим присутствием. Ты по-прежнему пытаешься вернуть Изабеллу, но ты никогда её не получишь! И знаешь почему?
Я бросил на него снисходительный взгляд. Мельгунов очень сильно переигрывал, произносил слова в соответствие с ролью, но эмоции вкладывал личные, откровенно выказывал неприязнь, даже ненависть ко мне, хотел унизить, отомстить за уязвлённое самолюбие.
— И почему? — спросил я, с комфортом устроившись на диване, положив ногу на ногу.
— Изабелла ушла ко мне, не потому что разлюбила тебя! Потому что я — величайший пианист в мире, а ты — ничтожество, преступник, который остаётся на свободе, благодаря лишь высоким покровителям.
Мельгунов откровенно любовался собой, а выглядел удивительно комично, в оплывшем лице торчали, будто в сдобном тесте, глаза, круглые и плоские, как пуговицы, лишённые жизненного блеска. Вошла Милана, остановилась, изучая нас.
— Винченто, строишь из себя звезду, а сам нищий, как церковная крыса. Женщине нужны драгоценности, красивые платья, меха, дорогие машины. А что ты можешь дать, кроме своего тщеславия? — произнёс я с насмешкой, отметив с удовольствием, как вытянулось лицо Мельгунова. Видно, он пропускал чужие реплики, упиваясь собственной значимостью.
— Мне нужны твои побрякушки, Франко, — холодно подала голос Милана. — Я говорила это много раз. Я люблю Винченто и никогда к тебе не вернусь!
Я вскочил с дивана, подошёл к ней.
— Белла, никто не будет тебя любить так, как я. А этот выскочка думает только о себе. Ты ему не нужна.
— Он будет любить тебя, Белла, будет верен тебе, — кривляясь, произнёс Мельгунов. — Не прикоснётся больше ни к одной женщине. Только Белла не знает, как ты поиздевался над девушкой, которую взял вместе со мной в заложники, когда недавно грабил банк. Ну-ка припомни, Франко, что ты с ней сделал? Привязал к дереву, а потом?
— Лжёшь, мерзавец! — прорычал я, к лицу прилила кровь, поднялась ярость в груди, будто на самом деле Мельгунов открыл Милане правду о моих похождениях.
— Ах, это неправда? — издевался Мельгунов. — А почему ты злишься? Я выдал твою сокровенную тайну? Может, стоит ещё кое-что припомнить? Все, что я узнал о тебе?