— Ладно, — холодно сказал Лифшиц. — Ещё репетиция и будет снимать.
Меня разморило. Было так хорошо рядом с Миланой, что я уже не злился на слова второго режиссёра. Мне стало жаль Лифшица, который бесновался, ощущая себя лишним на нашем празднике жизни.
— Так, хватит. Идите переодеваться и гримироваться, — деловито проронил Лифшиц, когда мы всласть наговорились с Миланой. — Боря, сейчас будем снимать.
Когда мы вернулись с Миланой, я увидел, что около камеры на тележке сидит увалень в мешковатых джинсах и взмокшей от пота неопределённого цвета футболке с коротким рукавом. Кирилл Невельский, главный оператор-постановщик, видимо, был с Верхоланцевым и Мельгуновым, а здесь орудовал второй оператор Боря. Рядом с тележкой сидело на корточках двое техников из обслуживающего персонала, и держали белые отражатели. Солнце уже припекало не по-детски. Лифшиц сделал знак стоящему рядом помощнику с мегафоном, тот проорал:
— Тишина на площадке!
— Фонограмма пошла! Мотор! Плейбэк. Начали! — с удовольствием скомандовал Лифшиц.
Я ощутил, как крутятся лопасти ветродуя — стационарного вентилятора, установленного на тележку, чтобы у нас красиво развевались волосы. Мы вновь начали мило беседовать с Миланой о пустяках, нас приятно обдувало ветерком. Я мог целовать ее, прижимать к себе, как мне хотелось. И за это ещё и получу деньги. Восхитительная работа.
— Так, перерыв. Потом в воде будем снимать, — бросил Лифшиц. — Верстовский, тебе раздеваться придётся. Не испугаешься?
— Уже сейчас дрожу, — саркастически ответил я.
Лифшиц молча пошёл по пляжу, раздавая указания, хотя и без него все крутилось и вертелось. Он играл роль пятого колеса в телеге — не мешает, а толку никакого. Техники начали разбирать камеру, установленную на тележку. Милана устроилась на раскладном стульчике, подставив лицо солнечным лучам. Я улёгся у её ног, как паж у трона королевы. Бросив лукавый взгляд, она спросила:
— Ты действительно мне что-то купил?
— Да. Сейчас принесу! — вскакивая на ноги, — сказал я.
— Подожди. Вечером подаришь, — остановила она меня, закрываясь рукой от солнца. — Олег, только я тебя прошу. На вечеринке никаких снимков. И обо всем, что увидишь — никому. Молчок. А увидишь, ты там всякое, — ядовито протянула она. — И, скорее всего, тебе это не понравится.
Я присел рядом и, улыбнувшись, объяснил:
— Милана, я же тебе говорил, мне эти гламурные похождения до фонаря. Я даже жёлтую прессу не читаю никогда. И ящик не смотрю.
— А чем же ты занимаешься вечерами? — поинтересовалась Милана игриво.
Я усмехнулся и промолчал. Лёг на спину, прикрыл глаза, сквозь щёлочки рассматривая стройные, загорелые ноги Миланы, пытаясь разглядеть лучше то место, где они сходились. Но совесть меня грызла — развлекаюсь, но практически не продвинулся в своих исследованиях. У меня были только догадки, а на них далеко не уедешь. Я передёрнулся, вспомнив, как Михаил Иванович в последний наш телефонный разговор недовольно орал в трубку. Я не смог сделать ни фотографий, ни внятной статьи.