мира, откуда приходят загадочные личности вроде меня…
Она легонько отстранилась, подняла голову:
— Черт бы тебя побрал, Джонни!
— А почему? — безмятежно спросил Мазур.
— Потому что я никак не могу понять, когда ты настоящий. И какой ты настоящий. Только построила картинку, как она рассыпалась на мелкие кусочки…
— Ага, — сказал Мазур. — Это в тебе уже бунтует оскорбленная женская натура. Вы же привыкли, что это вы остаетесь тайной и загадкой, непостижимой для ума…
— Может быть… Может. Но тут и что-то другое. Ты сам другой. Непонятный.
— Да ну… Я простой австралийский бродяга, житель сонного и скучного континента…
— Не кокетничай.
— И не думаю — сказал Мазур. — Это ты у нас загадочная и романтическая — фамильное древо наподобие секвойи, вендетта со столь же благородным соседом, бриллиантовый клад, где тебе принадлежит аж половина. Достаточно, чтобы вскружить голову доброй дюжине бесхитростных австралийских парней. Да еще вдобавок пленительная, спасу нет…
— Это вот так ты и охмуряешь девиц в каком-нибудь далеком порту? А они потом глаза выплакивают?
— Ничего подобного, — сказал Мазур. — Никого я не охмуряю специально. Я просто пускаю события по течению, и жду, не проскочит ли искра.
— И?
— И она проскочила, — сказал Мазур. — Проскочила, чтоб ее…
— И ты влюблен в меня? Голову потерял?
— Нет. Просто проскочила искра… Или тебе приятнее было бы услышать про то, как я голову потерял?
— Ничего подобного. Мне приятно слышать правду.
— Это значит, я могу тебя поцеловать?
— Э, нет! — она гибко отстранилась. — Мы как-никак в Латинской Америке, в приличном заведении… Да и музыка больше не играет.
Они вернулись за столик, тут же подскочил нереально услужливый официант, наполнил бокалы — ох, как вьется, его бы на выучку в советский общепит, чтобы посмотрел, какие официанты бывают, а после политинформаций твердо бы знал, чем отличается труженик социалистического подноса от беспринципного услужающего, готового ради чаевых поступиться пролетарским достоинством…
Вокруг засмеялись, и Мазур повернул голову, ища источник всеобщего веселья.
Расхохотался вслед за всеми, стараясь, чтобы улыбка была искренней и беззаботной. Справа от стойки бара включился огромный цветной телевизор и на экране появился знакомый персонаж, имевший к Мазуру, в отличие от прочих посетителей, самое прямое отношение. Товарищ К. У. Черненко, Генеральный секретарь ЦК КПСС и прочая, и прочая, механическими движениями робота опускал бюллетень в избирательную урну, и на его лице застыла идиотская улыбка манекена. Верный ленинец и очередной гениальный руководитель исполнял свои обязанности, не приходя в сознание…