Пополз в сторону одного из автоматчиков — совершенно бесшумно, так, что заставил бы повеситься от зависти пресловутых куперовских индейцев, не колыхнув ни одну травинку, не потревожив ни один из множества нависавших над головой листьев. Он выкладывался на полную, стал призраком, невидимкой, клочком тумана, так что инструкторы должны быть довольны… Он обязан был остаться в живых, а с противником устроить все как раз наоборот…
По широкой дуге он вышел — ну, точнее, выполз — на огневую позицию намеченного автоматчика, зайдя тому со спины. В один прекрасный — и печальный для противника — миг увидел его во всей красе: притаился за деревом, падла, то высунется, чесанет очередью, то опять спрячется…
Поднял руку, подперев правое запястье ладонью левой — и попал в ту самую точку, о которой поминал покойный Хольц. Когда мишень успокоилась, подполз поближе, присмотрелся. Местный, несомненно, очень уж характерная рожа. В гражданском, понятно. И автомат — такой же бразильский «Мадсен», как у Хольца.
И вновь надолго залег рядом с успокоившимся. Мимолетно пожалел, что оставил на корабле бесшумку — с ней и вовсе было бы одно удовольствие… А впрочем, там только одна обойма, да и прицельная дальность не та, и нет той убойности, что у «Тауруса».
Правее и впереди послышалась громкая перекличка на испанском, и Мазур брезгливо поморщился: растаяли последние сомнения на их счет, окончательно стало ясно, что против него вышла портовая уголовщина, какая-нибудь челядь кокаиновых барончиков. Ну конечно, они не могли не сообразить, что огневых средств в их банде поубавилось, ровно половина стволов замолкла: вот бы тут и молчать в тряпочку, затаиться, изматывая противника тишиной и неизвестностью, а не орать, будто в драке на танцульках…
Он поднялся на обе ноги и призраком заскользил меж стволов, заходя справа по широкой дуге, выполняя классический маневр охвата, пусть и подразделением, состоящем из одного-единственного человека. Без всякого труда заставил себя видеть правильно — лес для него превратился в неподвижный фон, не имевший даже цвета, в статичную декорацию вроде расписанного театрального задника, глаз обязан был подмечать исключительно человеческое шевеление, вообще все, что не имело отношение к колыханию веток, падению листов, перепархиванию птиц…
Оказавшись на позиции, откуда мог прекрасно видеть спину напряженно прижавшегося к стволу человека, перебросил пистолет в левую руку, правой поднял автомат Хольца и чиркнул очередью по ногам затаившегося, пониже колен. Попал, разумеется. Обиженный как нетрудно было предвидеть, повалился наземь, корчась и вопя на весь остров. Мазур терпеливо ждал.