Мазур не оглядывался — и ему казалось, что все, мимо чего он пролетает, дома и люди, фонари и фонтаны, тут же тает без следа, превращается в туман, в дым, потому что никогда не суждено этого увидеть вновь, а значит, оно как бы и не существует более…
Не было ни эмоций, ни чувств — затаились где-то под спудом, придавленные тренированной волей. Он действовал, как не рассуждающий механизм: добрался до одного из бесчисленных деревянных причалов, где оставил осиротевшую «Креветку», поднялся на борт, прошел в рубку, выбрал якорную цепь и включил двигатель. Отойдя в море на пару кабельтовых, повел суденышко параллельно берегу, держа курс на акваторию порта. Он прекрасно знал, где стоит «Заря» — еще сегодня утром проскочил на мопеде в порт, пристроившись в колоне идущих на загрузку машин, повертелся возле трапа сухогруза под австралийским флагом, задав вахтенному пару пустых вопросов, а по дороге высмотрел «Зарю»…
Ни погони, ни преград — благодать, да и только. Крайне просто проникнуть в гражданский морской порт, это вам не военная база — хотя и на самые охраняемые базы мы умеем проникать, учены на совесть…
Ночной покой, тишина и безмятежность. Справа, в открытом море, шло параллельным курсом какое-то большое судно, судя по цепочкам светящихся иллюминаторов, пассажирское. Оттуда доносилась музыка. Слева, как ни в чем не бывало жил своими буднями порт — в холодном свете фонарей виднелись краны, где-то грохотала лебедка, на пирсе с могучим грохотом разворачивался грузовик…
Увидев наконец «Зарю» метрах в двухстах по левому борту, Мазур, держа одной рукой штурвал, проворно разделся, выключил двигатель и вышел на палубу. Выбросил за борт оба пистолета, взял в зубы пластиковый пакет с трофеями и «солдатиком» перемахнул через фальшборт. Погрузился с головой, в два сильных гребка оказался на поверхности. «Креветка», замедляя ход, по инерции шла прежним курсом, вскоре ей предстояло врезаться либо в пирс, либо в борт одного из стоявших под погрузкой судов, но это не могло нанести особого ущерба ни пирсу, ни кораблю, так что нельзя сказать, будто Мазур на прощанье особенно уж набуянил…
Он плыл по спокойной темной воде, накрепко зажав в зубах пакет, дыша носом. Водичка была совсем не та, что в открытом море, возле маленького живописного острова: лицом он то и дело врезался в скользкие, жирные пятна, оставлявшие на губах противный привкус мазута, воняло гнилью, еще каким-то дерьмом, повсюду плавали отбросы вроде кожуры от фруктов, тряпок и прочей дряни. Ну, что поделать — зато погони нет ни морем, ни по воздуху, а это искупает все неудобства…