— И как же я свяжусь с Таном?
— Через Вивиан.
— Вивиан, — медленно повторила она, растягивая слоги ее имени, как неприятный вкус на языке… — Папа, а при чем здесь Уолли Херст?
— Уолли Херст — «старый друг» некоторых из людей Чена, естественно, тех, кто примкнет к Тану, если Тан свалит Чена.
Викки запротестовала. Отец остановил ее ироничной улыбкой:
— Если Тан победит, он должен будет заключить мир со своими врагами. Никому не нужна гражданская война. Дело Уолли — заводить друзей на другой стороне.
— А почему ты не хотел, чтобы Уолли встречался с мистером By?
— Я не хотел, чтобы Уолли тратил свое влияние на отели. Макфаркарам нужны более крупные услуги.
Дункан смотрел, как она переваривала все это в голове. Следующий вопрос — хотя и некстати — не удивил его:
— Как ты связался с Вивиан?
— Я полюбил ее, — сказал он.
— Налаживая связи с. Таном?
— Я не посвящал в это Вивиан до того.
— До чего?
— До того, как мы стали любовниками.
— Как ты мог влюбиться в…
— В китаянку вдвое моложе?
— Дело даже не в этом. Это на тебя не похоже.
— Но это правда.
— Что же? Секс?
— Он оказался неожиданным подарком.
— Тогда что же?
— Она заставила меня почувствовать себя сильным.
— Сильным? Да ты самый сильный человек, какого я только знаю. Ты прирожденный тайпан.
— Я не был рожден для этого, дорогая. Мне приходилось бороться за это, потом бороться, чтобы удержать это. Я устал.
— От борьбы?
— От усилий соответствовать Макфаркарам. И твоей матери.
— Но тебе не нужно было бороться за маму.
— Мне приходилось бороться за твою маму каждый день, — сказал он слабо. — Я устал.
— Что ты имеешь в виду?
— Твоя мама — требовательная женщина.
— Она была требовательной ко всем нам по-своему. Еще до того, как начала пить.
— Я должен был бороться, чтобы держаться на уровне. Я устал и почувствовал себя одиноким. Я не был рожден для ее жизни, и поэтому каждый день был испытанием. Попытайся меня понять.
— Ты никогда так не говорил со мной, — сказала Викки, думая о том, что отец никогда не пытался ее понять.
— Ты просто никогда не говорила со мной умирающим, — прошептал он, и Викки возненавидела эгоистичность своих мыслей.
— Ты не умирающий, — сказала Викки слишком быстро.
Отец не ответил.
Обломок грот-мачты и фок-мачта плыли в небе. Иногда, так как блокшкив,[36] в который превратилась теперь «Мандалай», дрейфовал кругами, фок-мачта закрывала солнце, бросая мимолетную, безжалостную тень на его лицо. Викки прошептала опять:
— Ты не умирающий.
Но он смотрел без всякого выражения на небо.
— Папа!
Она придвинулась ближе, упираясь в леерное устройство, ноги почти потонули, лицо намокло от слез и горело на солнце.