Ма Биньян был человеком, который мог сказать:
— Мы верим, что стоит пожертвовать нашими жизнями во имя прогресса и демократии в Китае.
Он сказал это о площади Тяньаньмэнь, но Вивиан Ло привыкла трепетать от тех же слов и дома — отец получил их по наследству от дедушки, как и пафос Движения 4 мая 1919 года: прогресс и демократия — две вещи, которые, маршируя рука об руку, в конце концов, изменят Китай и изгонят хаос.
Она познакомилась с Ма Биньяном во время кровавой бойни восемь лет назад, когда ей было двадцать четыре. Она постоянно ездила в Китай, чтобы хорошо зарекомендовать себя в качестве внештатного китайского компрадора. Представляя интересы четырех мелких гонконгских клиентов и ища пятого, она моталась между Гонконгом, Шанхаем, Кантоном, Шэньси и Пекином, обхаживая министерских чинуш и боссов с фабрик. Она объезжала Китай на поездах с жесткими сиденьями и на моторных суденышках и спала в студенческих общежитиях и гостиницах, чтобы сэкономить деньги.
Будучи сама недавно студенткой, она очень скоро оказалась вовлеченной в ночные дискуссии в группках «молодых интеллектуалов». И поэтому расцвет студенческого демократического движения в 1989 году ее не удивил. Почти год она чувствовала их разочарование экономическими реформами, ростом инфляции, которая доводила до нищеты и без того бедных студентов и рабочих, и их гнев на коррупцию, процветавшую среди детей высоких партийных чиновников.
Когда демонстрации стали расти и шириться, ей пришлось вернуться в Гонконг к своим клиентам, но она следила за событиями, как и все в городе, по телевизору. Однажды утром она проснулась и увидела, что ее отец переключает канал за каналом. Выражение его лица было мрачным. Ли Пэн махал кулаком, когда он осуждал забастовку-голодовку и объявлял военное положение. Вивиан думала, что армия никогда не поддержит его. Ее отец боялся худшего, потому что Ли Пэн носил костюмчик Мао вместо европейской деловой одежды. Выбор наряда Ли Пэна, больше чем его слова и его военное положение, обещал возврат к репрессиям.
— Не езди больше в Пекин, — предостерегал ее отец.
Но она, как многие гонконгцы, была убаюкана годами свободных и легких путешествий и коммерции между Гонконгом и КНР и пришла к вере, что тоталитарная Коммунистическая партия каким-то магическим образом сама растворится, когда столкнется с волей народа.
Гонконг буквально взорвался радостным единением с китайцами, невиданным доселе в как бы, само собой разумеется, помешанной на деньгах колонии. Одна шестая всего населения — миллион человек — промаршировали к Хэппи Вэлли Рэйскоз в поддержку пекинских студентов. Неразрывная цепь демонстрантов растянулась от центра по всему пути к Ноз-Пойнту и Хэппи Вэлли. Когда все речи были произнесены, Вивиан отмахнулась от страхов отца и, пожертвовав деньгами, которые копила на покупку портативного факса, позволила себе роскошь полета в Пекин.