А через четверть часа она уже сидела в своем эльфийском седле и мчалась сквозь ночь в центре маленького отряда. Кто-то держал поводья ее лошади, кто-то выбирал дорогу… Илли понимала, что все они выпили зелье ночного зрения, но просить чтоб выдали и ей, никого не стала. От него действительно болит наутро голова, и ломит глазницы, а смотреть ей всё равно некуда. Да и много ли можно разглядеть залитыми слезами глазами?
– Приехали, – глуховато сказал голос Бенгальда часа через два, – дальше поедем в повозке. Карету для таких целей я брать не стал, извини.
– Все равно, – вяло отмахнулась Илли, и спрыгнула с лошади в темноту, наугад.
Попала в чьи-то крепкие руки, которые бережно донесли до повозки и просунули за откинутый полог. В повозке горела подвешенная к потолку масляная лампа, похожая на уличный фонарь, только меньше, по обе стороны от узкого прохода были устроены две узкие лежанки, а под ними громоздились узлы и баулы и торчал уголок завернутого в ковер зеркала. Немного же у нее добра, которое можно взять с собой саркастически усмехнулась Илли, если все ее богатство легко поместилось под лежанкой.
– Устраивайся поудобнее, там корзинка с едой и бутылки с напитками, – торопливо проговорил Бенг, – и постарайся поспать. Утром снова поедешь верхом.
– Хорошо, – покорно кивнула девушка, садясь на одну из лежанок, спорить или проявлять характер не было никаких сил.
– Илли! – С непонятным выражением смотрел на нее его высочество, – держись. Все будет хорошо.
Она только молча кивнула наблюдая, как задергивается полог. Ей бы его уверенность!
Покачивалась повозка, покачивалась лампа, глухо стучали за полотняной стенкой копыта. Илли сидела на лежанке, поставив перед собой корзинку, и тихо жевала вкуснющий пирожок с гусятиной, явно купленный на рынке в Ольшанах. Спать девушке не хотелось, растревожили душу расставание и воспоминания, разогнала сонливое настроение быстрая скачка.
– Можно? – Приподняв полог, на всякий случай поинтересовался Бенгальд, с первого взгляда рассмотревший, что сеньорита не раздевалась и не ложилась.
– Угу, – кивнула Илли, дожевала, запила компотом и, глядя, как он усаживается напротив, спросила, – есть будешь?
– Не хочу… а вот поспать бы не отказался. Тебя это не смутит?
– Нет. – Качнула она головой, – спи. Долго еще ехать?
– К рассвету доберемся до дома хозяина повозки, – сонно пробормотал принц, завернулся в одеяло и зевнул, – оттуда пара часов верхом до реки. Спокойной ночи.
Отвернулся к стене и вскоре ровно засопел. Угадывать, на самом деле он спит или притворяется спящим, чтоб обдумать все свалившиеся на него новости Илли не стала, у нее и без этого мыслей хватало. Но больше всего беспокоило странное, почти детское желание прикоснуться рукой к старинному зеркалу. Это был тревожный знак, всех, прошедших хоть раз зеркальным путем, держал в памяти мир отражений, и чем старше было зеркало и больше отражений оно видело, больше эмоций и эманаций получило, тем крепче было связано с зазеркальем. Новые зеркала были пусты и холодны, а те, в которых смотрелось не одно поколение, ценились у знающих пути отражений очень дорого. Особенно ценились зеркала, долго провисевшие там, где в них заглядывало много народу, в магазинах, дворцах, трактирах и гостиницах. Особой силой обладали зеркала, прослужившие не одно десятилетие магам, особенно эльфийским, но достать эти не было никакой возможности. И стократ была права старушка, всучившая свое зеркало Бертине, говоря, что знающий отдаст за него хорошую цену.