От одной только мысли об этом Серена побледнела.
— Вы имеете в виду, что собираетесь ночевать в этой комнате?
— Да.
— И у вас будет неограниченный доступ в мою спальню?
— Да.
— В любое время, когда захотите?
— Если возникнет необходимость.
— А что, если я буду не одета?
Его лицо исказила злорадная улыбка.
— Тем лучше.
Она не знала, что делать: рассмеяться ему в лицо или дать пощечину?
— Я не согласна. Это предложение не только вопиюще непристойно, но и нанесет непоправимый урон моей репутации. Что подумают люди?
— Пусть думают что угодно. Я защищаю не ваше доброе имя, а вашу шкуру.
— Мистер Слейтер, это не обсуждается. Вы будете ночевать в комнате для прислуги, а когда мне это понадобится, я пошлю за вами.
Он скрестил руки на груди, на глазах превращаясь в неприступную крепость.
— Мисс Марш, наверное, вы просто не понимаете серьезность вашего положения. Кто-то угрожает вам, хочет убить. А там, откуда я родом, подобными угрозами не бросаются просто так, ради красного словца. Наступили трудные времена, и те, кто задумал причинить вам вред, могут объявиться в любой момент. Ваш отец не в силах защитить вас самостоятельно, поэтому он обратился ко мне. И хотите вы того или нет, распоряжаться здесь буду я.
Властность словно была его второй натурой. Но Серена не собиралась выслушивать угрозы от слуг.
— Мистер Слейтер, я не позволю, чтобы меня оскорбляли и понукали, как колониальную рабыню. Может, вы и должны меня защищать, но я не допущу, чтобы вы были моим тюремщиком.
Она проскользнула мимо него прочь из спальни.
— Куда это вы направляетесь?
— Убедить отца спустить с вас шкуру.
Казалось, вся тяжесть мира давит ему на плечи.
Эрлингтон сидел в стуле у окна, подставляя холодному утреннему бризу горячую голову. Из окна мир казался таким спокойным. Ветер разогнал облака, и густая зеленая трава блестела в лучах восходящего солнца. Далеко на лугу паслись овечки, и на несколько миль вокруг раздавалось лишь их тихое блеяние. Прекрасная страна, простая и естественная.
Но некоторые люди не будут счастливы, пока кровь солдат не оросит землю.
Эрлингтон сделал большой глоток из стакана с бренди, который держал в руке. Выпивка никогда не приносила ему облегчения, так что пил он совсем мало. Но сегодня, когда весь мир ополчился против него — а теперь еще и против его дочери, — вероятно, выпивка сможет унять тревогу и позволит ему мыслить ясно.
— Там ничего нет.
Эрлингтон обернулся на голос и прищурился. Он увидел экономку, худую женщину с густой копной медно-рыжих волос.
— Простите?
— Что бы вы ни искали, вы не найдете это на дне стакана.