По щастью, хуй такой нечаянно сыскался,
Который им во всем отменным быть казался:
По росту своему, велик довольно был
И в свете славнейшим ебакою он слыл,
В длину был мерою до плеши в пол-аршина,
Да плешь в один вершок — хоть бы куда машина.
Он еб в тот самый час нещастную пизду,
Которую заетъ решили по суду,
Затем что сделалась широка черезмеру,
Магометанскую притом прияла веру;
Хоть абшита совсем ей не хотелось взять,
Да ныне иногда сверх воли брать велят.
Хуи, нашед его в толь подлом упражненье,
Какое сим, кричат, заслужишь ты почтенье?
Потщися ты себя в том деле показать,
О коем мы хотим теперь тебе сказать.
А говоря сие, пизду с него снимают,
В награду дать ему две целки обещают,
Лишь только б он лишил их общего стыда,
Какой наносит им ебливая пизда.
Потом подробно всё то дело изъясняют
И в нем одном иметь надежду полагают.
Что слыша, хуй вскричал: — О вы, мои муде!
В каком вам должно быть преважнейшем труде.
Все силы вы свои теперя истощайте
И сколько можете мне ярость подавайте.
По сих словах хуи все стали хуй дрочить
И всячески его в упругость приводить,
Чем он, оправившись, так сильно прибодрился,
Хоть и к кобыле бы на приступ так годился.
В таком приборе взяв, к пизде его ведут,
Котора, осмотря от плеши и до муд,
С презреньем на него и гордо закричала:
— Я больше в два раза тебя в себя бросала.
Услыша хуй сие с досады задрожал,
Ни слова не сказав, к пизде он подбежал.
— Возможно ль, — мнит, — снести такое огорченье?
Сейчас я с ней вступлю в кровавое сраженье.
И тотчас он в нее проворно так вскочил,
Что чуть было совсем себя не задушил.
Он начал еть пизду, все силы истощая,
Двенадцать задал раз, себя не вынимая,
И еб ее, пока всю плоть он испустил,
И долго сколь стоять в нем доставало сил.