С кем в карты поиграть, попеть, шуметь, резвиться?
Разгладя бороду и высуча уски,
Искали мы площиц и рвали их в куски.
Прекрасные уж кто пропляшет нам долины?
Скачки в гусарском кто нам сделает козлины?
Кто с нами в Петергоф, кто в Сарское Село?
Куца ж тебя теперь нелегко понесло?
Забавно ль для тебя дрова рубить в дубровах,
В беседах речь плодить о клюкве, о коровах?
Хлеб сеять, молотить, траву в лугах косить,
Телятам корм в хлевы, с реки ушат носить,
За пегою с сохой всяк день ходить кобылой,
Спать, жить и париться с женой, тебе постылой.
Обдристаны гузна ребятам подтирать,
Люлюкать, тешить их, кормить, носить, качать.
Своими называть, хотя они чужие —
Неверности жены свидетельства живые.
С мякиной кушать хлеб, в полях скотину пасть,
От нужды у отца алтын со страхом красть.
С сверчками в обществе пить квас всегда окислый,
От скуки спать, зевать, сидеть с главой повислой,
Лишь в праздник станешь есть с червями ветчину,
И рад ты будешь, друг, простому там вину.
Увидишь, как секут, на правеж как таскают,
По икрам как там бьют, за подать в цепь сажают.
С слезами будешь там ты горьку чашу пить,
Оброк свой барину по трижды в год платить.
Отца от пьяного, от матери сердитой,
Прегадкия жены, но ревностью набитой,
Услышишь всякий час попрёки, шум и брань,
Что их ты худо чтишь, жене не платишь дань.
Босой в грязи ходить ты будешь там неволей,
Драть землю, мало спать, скучать своею долей.
Не будет у тебя с попом ни мир ни лад,
Хоть записался здесь с отцом в двойной оклад.
Но что за глac теперь внезапно ум пленяет?
Какую, слышу, весть нам брат твой возвещает?
Каку премену вдруг мы чувствуем в себе,
Надежды всей когда лишились о тебе?
О, радостная весть! Коль мы тобой довольны!
Каким восторгом днесь сердца и мысли полны!
Смягчился наконец наш рок ожесточенный:
Что слышу, небеса? О, день стократ блаженный!
Данилыча отец прокляту жизнь скончал.
Он умер, нет, издох, как бурый мерин пал.
Нас Ванька в Питере уже не оставляет,
Присутствием своим всех паки оживляет.
Минуту целую не осушал он глаз,
Повыл, поморщился, сказал «ох!» пять он раз:
— Анафема я будь, с Иудой честь приемлю,
Чтоб с места не сойтить, пусть провалюсь сквозь землю,
Родителя коль мне теперь не очень жаль,
Хоть стар уже он был, и пьяница, и враль,
Что ж делать? Быть уж так, ведь с Богом мне не драться,
Но пивом и вином пришло мне утешаться.
А ты днесь торжествуй, приморская страна,
С небес что благодать тебе така дана!
Гаврилыч, маймисты, прихожи богомолы,
Данилыча друзья, вседневны хлебосолы,
Вы, Красной, Лиговской, Горелой кабаки,
Полольщицы и вы, пьянюги бурлаки,