Мне плюнуть — тысяч сто,
А то всего дороже.—
А нянька о вещах все то же.
Тут барыня опять знак нянюшке дала
Оставить их одних. Вот нянька побрела.
Жестоко было то уборщику обидно,
Велику перед ней он жалобу творил
И уж бесстыдно
Тогда ей говорил:
— Сударыня моя, какая это шутка,
В вас нет рассудка,
Я не могу терпеть.
Немало дней от вас я мучусь без отрады,
Я чувствую болезнь с великой мне надсады.
Недолго от того и умереть.—
А барыня тому лишь только что смеялась
И, подведя его к себе, с ним забавлялась
Опять игрой такой.
Держала все рукой.
Уборщик вышел из терпенья.
Насилу говорит от много мученья:
— Что прибыли вам в том, понять я не могу?—
Ответствует она: — Французский это gout
[1].—
— Черт это gout возьми, — уборщик отвечает.
Он скоро от него и жив быть уж не чает.
Меж этим на бочок боярыня легла
И в виде перед ним другом совсем была,
Как будто осердилась,
Что к стенке от него лицем оборотилась.
Середня ж тела часть,
Где вся приятна сласть,
На край подвинута была довольно.
Уборщик своевольно
Прелестный этот вид немедля обнажил,
Однако госпожу он тем не раздражил.
Она его рукам ни в чем не воспрещала
А к благосклонности прямой не допускала
И не желала что обычно совершить.
Уборщик от ее упорства
Уж стал и без притворства.
Стараясь как-нибудь свой пламень утушить,
Его рука опять забралась к ней далеко,
И палец, и другой вместилися глубоко,
Куда не может видеть око.
Сей способ к счастию в тот час ему служил.
Меж теми пальцами он третий член вложил,
На путь его поставил
И с осторожностью туда ж его поправил.
А барыня того
Не видит ничего,
Но только слышит,
От сладости она пресильно дышит.
Уборщик, пользуясь случаем сим тогда,
Не чает боле быть такому никогда
И с торопливостью те пальцы вынимает,
А член туда впускает.
Но как он утомлен в тот час жестоко был,
С боярыней играя,
Не только не успел чтоб дна достигнуть края,
И части члена внутрь порядком не вместил,
Как сладость всю свою потоком испустил.
Тут встала госпожа и молвила хоть грозно,
Что дерзко с нею он отважился шутить,
Да так тому уж быть,
Раскаиваться поздно.
И вместо чтоб к нему сурово ей смотреть,
Велела дверь тогда покрепче запереть,
Потом к порядочной звала его работе.
А у него
И от того
Была еще рубашка в поте.
Так он боярыне изволил доложить,
Что ей не может тем так скоро услужить.
Тут барыня ему сама уж угождала,
С нетерпеливостью рукою ухватя
И нежа у него, подобно как дитя,
И шоколадом то бессильство награждала.
В той слабости ему когда же помогла,
Тогда-то уж игра прямая потекла.
Беспрекословно тут друг друга забавляли,
Друг друга целовали.
Понравился такой боярыне убор,