Совершенно обычный, растительный. Какие к растению могут быть
претензии — особенно если знать, с чем для сравнения провести
правильную параллель. С balsamino, например.
Выпила. Сижу. Жду. Чувствую, что выпила мало, но кто его знает, может
быть, раз уж один раз выпила, то больше добавлять нельзя, так что больше и
не прошу. Молчу. Тогда он говорит:
- Минут через пять аяуаска начнет действовать.
И продолжает петь икарос, одна песня перетекает в другую. Я их не
понимаю, он поет на своем родном языке. Темно — ничего не видно, ни
внутри малоки, ни снаружи... тихо и даже холодно. Только красные огоньки
мапачо вспыхивают, когда он и сын затягиваются сигаретами. Набрав в
легкие дым, дон Хуан сначала складывает мои ладони вместе и дует внутрь
дымом, потом складывает мне вместе ступни ног — подошва к подошве — и
тоже дует внутрь. Потом выпрямляется и прикасается губами к макушке
моей головы — получается это у него как-то очень бережно и нежно — и
тоже выпускает туда дым.
И вдруг... вдруг все началось. Неожиданно перед закрытыми глазами прямо
из темноты, из пустоты, из небытия возникли и вспыхнули сказочные
видения; нет, даже не вспыхнули — они взорвались многогранными
цветами, и были эти цвета завораживающими и неземными по своей
красоте.
Надо сказать, что к увиденному я оказалась совершенно неготовой, в
смысле, тематика моих видений застала меня врасплох.
Есть определенный спектр видений (пусть даже и с некоторыми
вариациями), возникающих перед реципиентом аяуаски; эти видения
достаточно типичны и вполне предсказуемы. Местные жители рассказали,
что видят змей, зверей из семейства кошачьих, птиц, реки – вот, в основном,
и все.
Меня же забросило в мир архитектурных форм, и этот мир состоял из
дворцов, и ничего другого в нем не было.
Но почему дворцы, а не что другое? Ну надо же... все не как у людей...
дворцы почему-то какие-то... при чем тут дворцы? Откуда они вообще
взялись?
Но долго над этим в тот момент я не задумывалась, потому что
возникающие внутри меня видения (внутри меня, то есть, в чидакаше) были
фантастически красивы. Перед моим внутренним взором проносились
модели дворцов — причем их самые замечательные образы, которые гений
человеческого прозрения пронес в наш проявленный мир, а потом упорным
трудом воплотил в материальные формы, чтобы они стали доступны нашим
органам чувств — ведь их осталось у нас всего пять.
Глядя на эти видения, я совершенно отчетливо узнавала отдельные элементы
архитектуры Венеции и дворцов Альгамбры, индийских мавзолеев и
крепостей Раджпутов, но когда я немного в этом новом для меня мире