Неисторический материализм, или Ананасы для врага народа (Антонова) - страница 71

– А я азбуки Морзе не знаю.

– А я тебе книжку принесу, – вдохновился Сергей, старательно завязывая новый контакт с аборигенами. – Мы можем с тобой сделать два аппарата и друг с другом перестукиваться.

– Так нету книжек, – удивился папа Коля. – И ключей нету.

– Найдем! – легко пообещал Сергей – тем более легко, что доставать все равно будет Андрей.

Делая вид, что он рассматривает детали, Сергей ловко прилепил камеру к деревянной полке над окном.

Поражаясь, как легко здесь заводить знакомства, Сергей, выслушав многократные приглашения заходить в любое время, отбыл на банкет.

Следующие две недели Сергей разрывался между занятиями, которые неожиданно потребовали большой подготовки, своим банком, где Артемьев вместе с Курицыной дружным дуэтом кричали без него «SOS», и домом. Дед потихоньку «вспоминал», как он собирал деньги для Комаровых, посещал лекции внука и обсуждал с Барсовым возможность лечения шизофрении и психических заболеваний с помощью измененных воспоминаний, вызванных посылаемыми в прошлое спецагентами. Гуля, пристыженная Александром Павловичем, постепенно смиряла свой гордый дагестанский нрав и готовила вместе с Сережиной мамой долму. Такая Гуля нравилась Сергею гораздо больше, и он доставлял ей разные сувениры из прошлого, вновь подумывая о свадьбе.

В феврале ему поручили заниматься «Студенческой весной». Он, как чертик из шкатулки, появлялся в лаборатории и мчался за электрогитарами, нотами, фонограммами, выкачивал из Интернета сценарии.

Иногда он, весь запыхавшийся, появлялся дома и хватал из маминых рук бутылку с подсолнечным маслом.

– Там масло семечками воняет, представляешь? – возмущенно говорил он и исчезал.

Через пару дней он снова появлялся, совал матери под нос бутылку подсолнечного масла изготовления тысяча девятьсот пятьдесят третьего года и восторженно кричал:

– Мам, ты только понюхай – оно семечками пахнет, представляешь? Не то что ваше, выхолощенное.

 Мать только разводила руками. А Сергей уже мчался к отцу, мирно сидевшему у телевизора, и тряс его за плечо:

– Пап, «Песню про черного кота» в пятьдесят третьем уже пели?

– А? Что? – пугался отец, очнувшись от думы, которую он думал во сне.

– Жил да был черный кот за углом, – объяснял Сергей.

– Э-э-э… м-м-м-м… да вроде… – мучительно вспоминал отец.

– Вроде не пели еще, сынок, – отзывалась с кухни мать, соображая, что делать с маслом из прошлого: от запаха, хоть и натурального, уже успели отвыкнуть.

– Не пели? – огорчался Сергей. – А, ладно, какая разница. Все равно споем.

Сергей неплохо играл на гитаре, и у него был небольшой, но очень приятный голос. Сам он на сцену лезть не собирался, но напевал песни студентам и репетировал вместе с ними. С танцами было хуже. Танцы он показывать не мог, а то, что изображали ему Тростникова с Паниной, вызывало у него большое недоумение.