Словечко дошло до Стеши в тот же вечер, короткое, но бездонное, как все такие слова. Она стояла перед Степаном Лаптевым, слегка склонив к плечу голову, и грызла какую-то веточку, притворяясь равнодушной; весь разговор длился минуты две.
– Еще что сказал? – тихо спросила она, взглянув большими темными глазами, и сразу все ее притворство открылось: такими тревожно глубокими, полными ожидания были эти глаза и чуть приоткрытые губы с чистой влажной белизною за ними.
– Больше ничего.
И она ушла, тонкая, легкая в свете погасающей зари, оставив Степану Лаптеву боль в сердце за друга-товарища.
Год за годом, еще год за годом – и прошло восемь лет. Где только не пришлось побывать Ивану Алексеевичу: и в боях под Мукденом, и в лазарете, и на каторге, куда угодил он за прямые речи среди солдат о земле и воле. Уже тридцатилетним, с побелевшими висками, он завернул однажды мимоездом в родное село. Мать Ивана Алексеевича к тому времени умерла, а Стешу выдали замуж, и у нее был сынок пяти лет. «Что ж, дай бог ей счастья», – сказал Иван Алексеевич – они беседовали со Степаном Лаптевым – и перевел разговор на другое, не спросив даже, как она живет, хороший ли попался ей муж. Про себя подумал: «Быльем поросло», – и на том успокоился.
Но когда через день пошел с удочками на Оку, то и сам не заметил, как очутился у памятной сваленной ольхи, где восемь лет назад поцеловал Стешу.
И никакой рыбной ловли не получилось: Иван Алексеевич сидел на берегу и вспоминал, не глядя на поплавки, что неподвижно стояли в тихой воде, потому что насадка была давно объедена ершами. Иван Алексеевич сидел, вспоминал, и чем дальше он вспоминал, тем яснее было ему, что Стеша никогда и никуда не уходила из его сердца. Вернулся к Степану Лаптеву смутный, встревоженный, весьма собою недовольный: зачем понадобилось вспоминать?
– Через неделю, значит, в отъезд? – спросил Степан.
– Да нет, придется раньше, дня через три, – ответил.Иван Алексеевич: он сгоряча поверил, что человеку и впрямь можно убежать от самого себя.
Ан нет, он так и не смог уехать, не повидав Стеши. Выждав день, когда Стешин муж поехал на базар с поросятами, Иван Алексеевич пошел на другой конец села, к ее дому. Он шел задами, по косогору, вдоль огородов; широкая, тихая Ока внизу светилась утренней синевой; на противоположном берегу, вдали, где луга переходили в крутую возвышенность, белела высокая церковь и доносился оттуда медлительный звон Иван Алексеевич остановился и долго слушал колокол, смиряя волнение, подыскивая первые слова для встречи.