Я наклоняюсь и вижу в снегу на промерзшем листке бумаги женский портрет. Носком валенка выбиваю из снега журнал. Это что-то интересное: журнал немецкий, иллюстрированный; с обложки на меня смотрит красивая женщина с копной темных волос. Читаю под портретом: «Франческа Гааль»… Неужели это та самая — из «Петера» и «Маленькой мамы»? Как она сюда попала?
Чья-то рука ложится мне на плечо. За моей спиной стоит человек в белом командирском полушубке.
— Читаешь?
— Франческа Гааль, — говорю я. — А вы кто?
— Помощник оперуполномоченного полка, Коваленко.
Кажется, я мигом согреваюсь.
— По-немецки читаешь? — уточняет он.
— По-немецки.
Что же мне еще отвечать?
Коваленко отбирает у меня журнал, прячет его в полевую сумку.
— Какого подразделения?
— Батарея старшего лейтенанта Горохова, — упавшим голосом докладываю я. По-видимому, я попал в глупую историю.
— Идем к командиру.
Помощник оперуполномоченного ведет меня к шалашу, где отдыхает Горохов. Может быть, командир батареи заступится за меня?
— Горохов, — наполовину просунувшись в шалаш, говорит Коваленко, — ты почему не сообщаешь, что у тебя люди с немецким языком?
— Кто такие? — слышится изнутри.
— А вот… — Коваленко оборачивается. — Как твоя фамилия?
Я называю.
— Так он новичок… Я хочу сделать из него хорошего артиллериста, — отвечает из шалаша Горохов.
— Ты приказ знаешь? — наседает Коваленко.
— Знаю, но мне нужны артиллеристы.
— Я забираю его. Идем! — тоном, не допускающим ни малейшего возражения, говорит Коваленко.
Что ж, наверно, это его право.
— Вещи брать?
— Все бери, — говорит Коваленко.
Допрос начинается уже по дороге. Мы идем через искалеченный бомбами и пулями лес, прячемся за толстые стволы, когда к нам с грохотом и ветром приближается очередной пулеметный ливень с самолета, и за это время я успеваю ответить на все предварительные вопросы: фамилия, имя, отчество, год и место рождения, социальное положение, партийность. Записи Коваленко не ведет. Вероятно, во фронтовых условиях это излишне.
— А откуда знаешь язык?
Как ему сказать? Я еще в восьмом классе, готовясь к будущей профессии журналиста, начал брать уроки немецкого и французского у одной старушки, платя за ее труды тем, что, в свою очередь, занимался по математике с ее пятнадцатилетней внучкой, девочкой хорошенькой и в общем неглупой, но поразительно неспособной к точным наукам… Так и говорю.
— Хорошенькой? — подозрительно переспрашивает Коваленко.
Уже смеркается, когда мы выбираемся из леса и подходим к глухой черной деревеньке. У помощника оперуполномоченного довольный вид: как же, поймал важного преступника… Нелепая, досадная история!